Дневники импрессионистов

Конечно, это была несбыточная мечта: обойтись без вмешательства государства, жить независимо… Беда в том, что публика во Франции не доросла до такой независимости… Но обратимся к фактам. Несколько художников объединились для того, чтобы снять зал и выставлять там свои произведения. Одни из них, как, например, гг. Клод Моне, Ренуар и Писсарро, были раздражены тем, что их работы ежегодно отвергались жюри Салона, которое почитало своим долгом выражать таким способом протест против их художественных тенденций; другие, как, например, г-н Дега, каждый год допускались в Салон, но, видя, что публика там их не замечает, хотели чувствовать себя хозяевами в выставочном зале, вывешиваться на хороших местах и добиваться личного успеха. Были, наконец, среди них просто богатые люди, как, например, гг. Кайботт и Руар, которые, имея возможность заплатить за место на выставке, не видели оснований терпеть и дальше притеснения со стороны администрации.

Таковы были материальные причины объединения; к ним следует прибавить общие художественные устремления, правда, весьма расплывчатые и свойственные отнюдь не всем… Конечно, скандал получился большой, и выставки импрессионистов на какое-то время привлекли внимание всего Парижа. О них сочиняли песенки, их высмеивали и оскорбляли, но от посетителей не было отбою. К несчастью, все это было только шумихой, той парижской шумихой, которая мимолетна, как порыв ветра.

Г-н Ренуар первым понял, что таким способом заказов не получишь; а так как ему нужно было жить, он вновь стал посылать свои вещи в официальный Салон, за что сотоварищи сочли его ренегатом. Я — сторонник независимости во всем; однако я должен признать, что поведение г-на Ренуара кажется мне совершенно разумным. Нельзя забывать, каким великолепным средством рекламы является для молодых художников официальный Салон: только там, при наших нравах, могут они добиться серьезного успеха. Разумеется, независимостью поступаться не следует, сдерживать свой художнический темперамент тоже не надо, но в битву все-таки лучше вступать открыто, при свете дня…

Еще настойчивей я повторю это применительно к г-ну Клоду Моне. Вот подлинно оригинальный художник, который уже десять лет барахтается в пустоте только потому, что избрал нехоженую тропу, хотя мог по-буржуазному спокойно идти по накатанной дороге. Он представил в Салон свои первые и весьма примечательные вещи, но жюри отвергло его, и раздраженный художник решил держаться особняком. Такое упрямство было ошибкой и свидетельствовало о недостаточной гибкости: если бы Моне продолжал борьбу на почве официального Салона, он, несомненно, занимал бы сегодня то положение, на которое вправе притязать. В этом году он вновь вернулся в Салон, выставив там полотно, о коем я скажу ниже, но полотно это было допущено туда из жалости и к тому же очень плохо повешено. Ему предстоит сделать еще немало новых попыток. Свободные выставки импрессионистов принесли ему лишь скандальную известность, а сам он, сосредоточив все усилия на борьбе против враждебно настроенного жюри и равнодушной публики, сделался менее взыскательным к себе и перестал давать то, на что он способен. Подлинное мужество состоит в том, чтобы оставаться на месте и вести бой даже в самых неблагоприятных условиях. Итак, г-н Клод Моне, которого справедливо считают вождем импрессионистов, стал сегодня таким же ренегатом, как г-н Ренуар.

В общем, частные выставки импрессионистов принесли серьезную пользу только г-ну Дега, и объяснение этому следует искать в особенностях его таланта. Официальный Салон никогда не преследовал г-на Дега. Его допускали туда и вывешивали на относительно удачных местах. Но так как художнический темперамент Дега деликатно тонок и не покоряет зрителя мощью, толпа проходила мимо его картин, не замечая их. Отсюда — законное раздражение художника, который отлично понял, насколько выгодней ему выступать вместе с немногочисленной группой единомышленников: в этом случае его тонкие и тщательно отделанные вещи имели все шансы быть замеченными и привлечь к себе внимание. В самом деле, едва он вырвался из толчеи Салона, как сразу же стал известен, и вокруг него образовался круг пылких поклонников. Кроме того, известная торопливость, присущая работам остальных импрессионистов, особенно рельефно подчеркивала изысканную отделанность его произведений. Наконец, он получил возможность выставлять эскизы, недоделанные этюды и даже просто наброски, которые так удаются ему и которых, разумеется, не приняли бы в Салон. Поэтому г-н Дега был вполне прав, принимая участие в выставках импрессионистов…

Таковы причины, которые сначала сблизили этих художников, а теперь все больше разъединяют. Их группа, по-моему, отжила свой век. Я выступаю здесь лишь как добросовестный историк, пытающийся объяснить механику человеческих отношений на примере ассоциации художников… Нередко бывает и так, что поверженными оказываются самые сильные, а по их телам, как по ступенькам, восходят таланты, наделенные терпением и гибкостью.