Я наконец устроился в таком месте, где буду иметь возможность свободно маневрировать. Между Каннами и Ле Канне каждые четверть часа ходит трамвай, на котором можно перевозить и багаж. Ничего особенно интересного пока тут не высмотрел, так как вот уже пятый день льет проливной дождь. Кроме того, у меня распухла нога, и недомогание не позволяет мне выходить. К счастью, это пустяки. Вчера приехала моя жена с обоими малышами. Чувствует она себя хорошо, и через несколько дней мы окончательно обоснуемся. Здесь у меня есть все, что нужно: большая комната для работы, приятное общество. Альбер Андре — человек исключительно приятный, а вдвоем всегда работается лучше. Надеюсь, что у Вас все в порядке и, несмотря на холода, никто из Ваших не заболел. Напишу Вам опять через несколько дней, когда эти ужасные холода, надеюсь, кончатся и я смогу выходить.
Дорогой Дюран-Рюэль,
Получил Ваше письмо и от всего сердца благодарю Вас за согласие заняться помещением моих денег. Здоровье мое — ни то ни се: оно всегда примерно одинаковое. Альбер Андре действительно очень мил, и сейчас, когда тепло и погода великолепная, мы живем в полной безмятежности. Устроился я замечательно и думаю, что привезу кое-что интересное, хотя работать мне очень трудно. Что касается выставки, то, как мне кажется, у Вас уже есть все, что нужно. Тем не менее по возвращении я хотел бы дать Вам еще кое-какие картины, не новые, конечно, поскольку полотна никому ничего не говорят, пока не просохнут, но, по крайней мере, годичной давности.
Предпочту, однако, чтобы Вы ограничились тем, что у Вас есть: там много такого, чего публика совсем или почти не видела. Кроме того, на мой взгляд, нам гораздо важнее устраивать небольшие выставки, где показывается немного картин. Мне думается, что, выставляя слишком много больших фигур, мы создаем у зрителя впечатление, что писать их легко, и они перестают казаться ему редкостью. В этом обычно упрекают импрессионистов, которые выставляются слишком часто. Можно подумать, что они пекут картины, как блины. А это производит или позднее произведет очень дурное впечатление.
Вы видели мой большой вид Лувесьенна, торс, написанный два года тому назад в Маганьоске, и еще всякую всячину, которой, по-моему, вполне достаточно.
Буду Вам признателен, если Вы пришлете мне тысячу франков, но с этим дело терпит. Нельзя медлить с другим — с этими чертовыми страховками «Фемиды» и «Севера», о которых я вечно забываю. Вы, вероятно, уже получили мою телеграмму по этому поводу, и я рассчитываю, что Вы любезно поможете мне расплатиться.
Дорогой Дюран-Рюэль,
Я обосновался в Канне, где с самого приезда стоит замечательная погода; тем не менее я непрерывно кашляю и никак не отделаюсь от небольшого гриппа. Это пустяки, но они все-таки мешают работать. Надеюсь, что через несколько дней эти маленькие недомогания, а они действительно несерьезны, уже пройдут.
Забыл дать Вам что-нибудь для распродажи Виньона. Буду Вам весьма обязан, если Вы выберете какую-нибудь головку из той массы небольших полотен, что я Вам дал, выкупите ее и занесете на мой счет. Проследите, чтобы в смысле цены это было не меньше, чем дадут остальные.
Поскольку здесь ничего не происходит, могу сообщить Вам только одно — все чувствуют себя превосходно. Надеюсь, Вы напишете о себе — это доставит мне большую радость. Желаю всем Вашим всяческих удач.
Дорогой Дюран-Рюэль,
Не представляю себе, у кого может быть 30 полотен. Столько нет даже у Вио и Галлимара, а ведь их собрания — самые крупные. Остается только зять де Беллио. Ничего другого придумать не могу. Сам я столько собрать не в состоянии, если не считать всякую мелочь, которой не стоит заниматься. Если найду такого человека, немедленно напишу.
Дорогой Дюран-Рюэль,
Мне ничего не показали, и я не могу ответить, мои ли это картины. По фотографиям, часто неудачным, решить это невозможно, но я, во всяком случае, не узнаю ни «Арабскую женщину», ни «Кафе». Торчу здесь скрепя сердце — мне хотелось бы посмотреть своими глазами. Может быть, я и вернусь в Париж. Нужно положить этому конец, иначе мы оба — и Вы, и я — разоримся.
Дорогой Дюран-Рюэль,
Около 15 декабря уеду в Париж. Предпочитаю поговорить с Вами лично и все увидеть своими глазами. Хочу также проверить, не продолжает ли мой сосед по мастерской заниматься своими делишками, и т. д. … Так это сделать легче, чем по почте…
Дорогой Дюран-Рюэль,
Из двух присланных Вами пастелей одна («Женщина с письмом») полностью подделана, другая («Женщина в фас») так подправлена, что от меня мало что осталось. Уполномочиваю Вас оставить у себя обе эти пастели, а дальше посмотрим.
Дорогой Дюран-Рюэль,