Дневники импрессионистов

С самого моего возвращения погода не благоприятствовала мне, но я все-таки с грехом пополам работал; но уж сегодня погода стала совсем жуткая и холод невыносимый. Пользуюсь этим для того, чтобы написать Вам, так как мне нужно кое-что Вам сказать. Прежде всего сообщу, что перед отъездом из Парижа я решил зайти к Пти и получил деньги за известные Вам картины; это позволило мне кое-что урегулировать в Живерни, оставить немного денег домашним и не беспокоить Вас в такой трудный момент. Сегодня отсылаю туда то, что понадобится моим на следующей неделе; следовательно, к Вашей помощи я прибегну не раньше, чем дней через десять.

Такова приятная часть новостей. Вы же понимаете, что, отправляясь к Пти, я заранее боялся наслушаться там сплетен и всяких неприятных вещей, но я просто пришел в ужас, когда узнал, что многие Ваши коллеги, настроенные против Вас, предложили г-ну Пти купить у него все принадлежащие ему наши картины, а затем пустить их с аукциона без рам для того, чтобы проучить Вас (но это между нами, не правда ли?). Недаром я, со своей стороны, неустанно призывал Вас к осторожности и уступчивости во всех этих делах. Судите сами, каким ударом это было бы для Вас и для нас. Но Пти в высшей степени любезно успокоил меня, сказав, что сейчас он особенно рассчитывает на мое участие в его майской выставке, при том, однако, условии, что на ней не будет ни одного полотна, принадлежащего Вам; это в общем-то может рассматриваться как проявление открытой враждебности и свидетельствует о неприятном характере всех этих последних событий. Поставил Пти и другое условие: что я не буду выставляться вместе с моими друзьями, если они устроят что-нибудь этой зимой.

Думаю, что поступил правильно, приняв эти условия: невозможно ведь сомневаться, [что] последняя выставка пошла на пользу и мне (а также и Вам) и что таковы же будут результаты выставки этого года. К тому же, если б я отказался, то открыто стал бы на Вашу сторону в борьбе против Пти, а это было бы неосторожностью. Надеюсь поэтому, что Вы разделите мою точку зрения, и убежден, что мое участие в выставке у Пти будет выгодно и Вам, и моим друзьям. К тому же, мне кажется, будет неплохо, если публика и любители увидят, что мы вовсе не так уж безраздельно находимся в Ваших руках и под Вашей опекой; будет даже благоразумно, если мы — конечно, никому не навязываясь, — начнем продавать сами, не сбивая при этом Вам цены? Это мнение не только мое, но и Писсарро с Сислеем, которые говорили со мной об этом и рассчитывают, что я объясню Вам их точку зрения.

Что касается выставки «Группы двадцати» в Брюсселе, то Вам тоже лучше остаться в стороне, а я все устрою от своего имени, попросив у Вас и у Пти по несколько картин, если мне их не хватит.

Вот уж длинное послание, не правда ли? Но Вы, по крайней мере, не подозревайте ничего плохого: я слишком хорошо помню, чем я Вам обязан и какие жертвы Вы принесли. Я, как всегда, откровенно высказываю Вам то, что думаю. Я знаю, что всегда могу рассчитывать на Вас, равно как — не сомневайтесь в этом — и Вы на меня.

Хотелось мне Вам написать и по поводу странного заказа г-на Герца: должен ли я в самом деле выполнить его и на каких условиях? Спрашиваю об этом потому, что не хочу приниматься за такую работу, которая, естественно, займет все мое время, но может кончиться тем, что этот господин откажется взять картины или слишком мало заплатит, или оставит их у нас на руках. Работая на него, я практически не смогу заниматься ничем другим, а мой здешний сезон был недостаточно удачен для того, чтобы я забросил свои этюды с натуры. Короче говоря, напишите мне, на что мне можно рассчитывать и сколько Вы собираетесь мне за это заплатить.

Есть только одно обстоятельство, которое может побудить меня согласиться, — это желание оказать Вам услугу. Итак, жду письма. Кстати, холсты уже у меня.

Как я уже сказал в начале письма, погода приводит меня в отчаяние: в Париже выпал снег и, боюсь, выпадет здесь; вот тогда мне придется совсем уж худо, и я не знаю — может быть, мне лучше вернуться, а потом в марте приехать сюда и закончить некоторые полотна? Правда, надежду я еще не совсем потерял, но сильно напуган и очень недоволен своим пребыванием здесь.

Ответьте мне и подтвердите, что я прав.

141

Живерни,

17 декабря 1885 г.

Дорогой господин Дюран,