Ваше письмо, пересланное сюда из Этрета, разминулось с моим. Я удивлен тем, что Вы расходитесь со мной во мнениях по всем пунктам. Поэтому отвечаю немедленно, так как, прежде всего, хочу, чтобы Вы не истолковали превратно мое предыдущее письмо. Поверьте, у меня никогда в мыслях не было порывать ни с Вами, ни с моими друзьями: наши интересы совпадают, и, кроме того, как я неоднократно писал Вам, я слишком хорошо помню, чем Вам обязан и какие жертвы Вы принесли ради нас. Что бы ни случилось, Вам нечего опасаться с моей стороны. Одно из двух: либо я неловко выразился, либо Вы плохо меня поняли, но я никогда не говорил Вам, что мы с Писсарро и Сислеем хотим действовать самостоятельно; мы никогда об этом не думали, и я сказал Вам только, что, если представится случай, искать который мы отнюдь не намерены, мы не прочь продать что-нибудь сами — разумеется, на выгодных условиях; это, может быть, было бы не бесполезно, так как доказало бы, что мы не целиком связаны с Вами; таково мнение двух моих друзей и мое. От этого до решения действовать самостоятельно — известная дистанция, и я не намерен приписывать Писсарро и Сислею слова, которых они никогда не говорили.
С Пти — дело другое. Я понимаю Ваши недоброжелательные чувства к нему, но зачем мне становиться его врагом, мне, кому лично он не сделал никакого зла, а, напротив, пытаясь привлечь на мою сторону своих клиентов, сильно помог? Это бесспорно, да и Вы сами после выставки были того же мнения. Пти отлично понимает, что, показывая мои работы, Вы извлекаете определенную пользу для себя; вполне понятно, что, ведя с Вами войну, он не желает выставлять картины, принадлежащие Вам. Но ведь даже в этом случае выставка выгодна для Вас, не так ли? Когда речь зашла о ней, я сразу сообразил, в чем состоят и Ваши, и мои интересы. Требовать от г-на Пти, чтобы он выставил Ваши картины, было немыслимо; отказываться от выставки — более чем неосторожно. Итак, я дал слово и не могу взять его обратно. Если Пти переменит свое решение, тем хуже для него — я особого ущерба в общем не понесу; впрочем, Пти с давних пор выполняет все, что обещал мне.
Вы уверяете, что угроза пустить с аукциона наши полотна — всего лишь шутка, и даже хотите посмотреть, как ее осуществят. Восхищаюсь Вашей уверенностью, но не разделяю ее. К какому все это приведет результату, допуская даже, что Вам удастся по дешевке выкупить наши полотна? Что это докажет? Только одно — что никто, кроме Вас, не желает покупать наши работы. Вот почему я счел, что этого надо избежать: когда публика увидит, что нас поддерживаете не только Вы, она скорее признает нас. Это не только мое мнение: его держатся и наши друзья, и все на свете, а до недавнего времени держались и Вы.
Я страшно огорчен разногласиями с Вами, но повторяю: я хочу, чтобы у Вас не было никаких сомнений насчет моих замыслов и намерений. Я хочу взяться за большие картины и займусь ими, как только завершу некоторые вещи, но не могу ручаться, что сделаю эти большие картины за несколько дней, потому что их надо написать хорошо — это главное. Словом, постараюсь сделать все, что в моих силах. Но я по-прежнему удивлен тем, что, лично делая мне заказ, г-н Герц не поинтересовался ценой, равно как и упустил из виду, что ему хочется иметь картину той школы, которую он не любит. Короче говоря, я совершенно ничего не понимаю, потому что если он исходит из цены, которую уплатил г-н Клаписсон за свою и на которую, по Вашим словам, Вы тоже почти согласились, то эта сделка непременно окажется невыгодной и для Вас, и для меня.
Надеюсь, тем не менее, что все это закончится благополучно и Вы рано или поздно согласитесь, что я был прав. Во всяком случае, не сомневайтесь в честности моих намерений и верьте в безраздельную мою преданность.
Дорогой господин Дюран,
Напоминаю Вам об отсылке картин в Брюссель и всячески прошу позаботиться о них. Распорядились ли Вы взять картину у Фора и получили ли наконец «Ферму в Бордигере»? Вы же знаете, какое важное значение я им придаю. Я послал список своих полотен г-ну Маусу и предупредил его, что они скоро прибудут. Надеюсь также, что Вы сумеете прислать мне деньги. Перестройка моей мастерской подходит к концу, но за нее надо расплатиться. Рассчитываю на Вас; сколько мне надо — Вы примерно знаете.
Дорогой господин Дюран,