Дневники Льва Толстого

Обе науки, прозрачного видения человека и навидения, у Толстого связаны – собственно, просто один и другой аспект одного и того же, только сразу это не видно. В одной записи оба эти аспекта идут один за другим – между ними, этими двумя упражнениями, маленькая разминка в виде наблюдения, мы его читали прошлый раз, о радости самоунижения, – самоунижение как связка, смазка между этими двумя упражнениями со зрением.

Что такое порода? Черты предков, повторяющиеся в потомках. Так что всякое живое существо носит в себе все черты (или возможность их) всех предков (если верить в дарвинизм, то всей бесконечной лестницы существ) и передает свои черты, которые будут бесконечно видоизменяться, всем последующим поколениям. Так что каждое существо, как и я сам, есть только частица какого-то одного, временем расчлененного существа – существа бесконечного. Каждый человек, каждое существо есть только одна точка среди бесконечного времени и бесконечного пространства. Так я, Лев Толстой, есмь временное проявление Толстых, Волконских, Трубецких, Горчаковых и т. д. Я частица не только временного, но и пространственного существования. Я выделяю себя из этой бесконечности только потому, что сознаю себя. (30.9.1906 // <ПСС, т. 55>)

Точнее было бы сказать: пока и насколько сознаю себя. Во сне, в рождении детей уже не выделяю: рожаю детей вроде бы я, Толстой, но я, которого и не знаю, и рожаю кого не знаю.

Упражнение в сквозном видении ставит на место и заставляет думать, а для чего же нужно сознание. У Толстого всё больше определенный ответ: только для того, чтобы любить. Мы теперь скажем: чтобы навидеть. В какой мере других не удалось навидеть, в той же мере и сам остался один. Кого не смогли навидеть, того никогда не поставят равным себе: равенства целому миру, которое знают в себе, в другом не увидят. И это пойдет дальше: другого, не навиденного, поработят:

[…] Мысль […] кажется мне особенно, необыкновенно важной.

Мысль эта в том, что мне думается, что люди пережили или переживают длинный, со времен не только Рима, но Египта, Вавилона, период заблуждения, состоящего в направлении всех сил на матерьяльное преуспеяние, в том, что люди для этого преуспеяния жертвовали своим духовным благом, духовным совершенствованием. Произошло это от насилия одних людей над другими. Для увеличения своего матерьяльного блага люди поработили своих братьев. Порабощение это признали законным, должным, и от этого извратилась мысль, наука. И эту ложную науку признали законной. От этого все бедствия. И мне думается, что теперь наступило время, когда люди сознают эту свою ошибку и исправят ее. И установится или, скорее, разовьется истинная, нужная людям наука духовная, наука о совершенствовании духовном, о средствах наиболее легких достижения его […] (Там же)

И через десять дней, опять под пометкой «очень важное»:

И я твердо уверен, что люди поймут это и начнут разрабатывать единую истинную и нужную науку, которая теперь в загоне – НАУКУ О ТОМ, КАК ЖИТЬ.

Хорошо бы посвятить остаток жизни, чтобы указать на это людям. (10.10.1906 // <там же>)