Дневники принцессы

Но, когда мы приехали на место, стало ясно, что это не жилой дом. Сначала я вообще не поняла, где мы. Было похоже на дорогую частную клинику – повсюду матовое стекло и деревья в японском стиле. Зашли внутрь – вокруг скользят тощие юноши в черном. При виде бабушки они просияли и сразу провели нас в комнатку с банкетками и журналами, и я подумала, может, у бабушки запланирована пластическая операция? Сама я против пластики – не считая случаев, когда вам нужны губы, как Леоле Мэй, – но тут я даже обрадовалась. Ну, думаю, на какое-то время она от меня отвяжется.

Как же я ошибалась! Паоло ни разу не доктор. Он небось и в колледже-то никогда не учился. Он стилист! Хуже того, он создает стиль людям. Правда. Берет какого-нибудь немодного, безвкусно одетого человека и делает его модным и стильным. Работа у него такая. И бабушка натравила его на меня! На меня! Неужели она сообщила Паоло, что у меня нет груди? А что, без этого никак нельзя?

И что это за имя такое, Паоло? Мы, между прочим, в Америке. Значит, тебя зовут Пол!

Мне очень хотелось крикнуть все это ему, но, конечно, я промолчала. Ведь Паоло не виноват в том, что бабушка приволокла меня к нему. Он вообще подчеркнул, что с трудом нашел для меня время в своем заранее расписанном графике, да и то лишь потому, что, по словам бабушки, мне требуется скорая стилистическая помощь.

Блин, какой позор. Мне нужна скорая стилистическая помощь. Я страшно обиделась на бабушку, но не могла же я наорать на нее прямо перед Паоло. И она это отлично знала. Сидела себе на бархатной банкетке, гладила Роммеля, который устроился у нее на коленях, скрестив лапы, – она даже пуделя научила сидеть как светскую даму, хотя он мальчик, – попивала свой сайдкар, который для нее уже кто-то приготовил, и почитывала журнал W.

А Паоло тем временем подхватывал пряди моих волос и печально повторял:

– Это надо убрать… Это надо убрать…

И это убрали. Вообще все убрали. Ну почти все. Осталась типа челка и какая-то сомнительная бахрома на затылке. Да, кстати, я сказала, что волосы у меня теперь не грязно-русые, а самый настоящий блонд?

Но Паоло на этом не остановился. О нет. У меня теперь и ногти есть – впервые в жизни. Пусть это стопроцентная подделка, но они есть и, похоже, останутся со мной на какое-то время: я потихоньку попыталась отклеить один ноготь, но не смогла, потому что больно! Можно подумать, мастер по маникюру использует клей, сделанный по космическим технологиям!

Вы, наверное, спросите, почему я позволила этим людям обкорнать себя и налепить мне ногти против моего желания?

Да я сама не понимаю, как так получилось. Я реально боюсь вступать в конфликты и, конечно, не швырнула бы на пол стакан лимонада с криком: «Прекратите немедленно носиться вокруг меня!» Ну да, меня угостили лимонадом, представляете? В Международном центре волос на Шестой авеню, куда мы с мамой обычно ходим стричься, лимонада не дождешься, но там и берут девять долларов девяносто девять центов за стрижку и сушку феном.

И когда красивые, модно одетые люди толпятся вокруг тебя и хором уверяют, что вот это тебе особенно пойдет, а это подчеркнет твои скулы, очень трудно все время помнить, что ты феминистка, которая выступает против загрязнения окружающей среды и борется с использованием косметики и химикатов, вредящих планете. Мне совсем не хотелось кого-то обидеть или устроить скандал.

И я все время мысленно твердила себе, что она устроила это все только потому, что любит меня. В смысле бабушка. На самом деле я так не думаю. Мне кажется, бабушка любит меня не больше, чем я ее. Но я себе это постоянно повторяла. И продолжала повторять, когда мы после Паоло отправились в «Бергдорф Гудман», где бабушка купила мне четыре пары обуви, которые стоили практически столько же, сколько стоит достать носок из крошечного желудка Толстяка Луи. Я повторяла это, когда она купила мне охапку одежды, которую я никогда не надену. Причем я ей сразу сказала, что я это не надену, но она просто отмахнулась, типа: «Говори, говори, рассказывай сказки».

Но больше я это терпеть не буду. На мне живого места не осталось после того, как повсюду что-то выщипывали, резали, заполняли, рисовали, отдирали, сушили и увлажняли. Зато у меня теперь есть ногти.

Только меня это совсем не радует. Ни капли. Вот бабушка счастлива, она в бешеном восторге от того, как я теперь выгляжу. Наверное, потому что я больше не похожа на Мию Термополис. У Мии Термополис не может быть длинных ногтей. У Мии Термополис никогда не было белокурых прядей. Миа Термополис не делала себе макияж и не носила обувь от «Гуччи», юбки от «Шанель» и лифчики от «Кристиан Диор» – кстати, они даже не выпускают мой размер, 32А. И я теперь сама не понимаю, кто я такая. Но точно не Миа Термополис.

Она превращает меня в кого-то другого.

И вот я встала перед папой с этой новой стрижкой, от которой у меня голова как головка ватной палочки, и выплеснула на него все накопившиеся эмоции.