Дневники принцессы

Но он не слушал. Он спросил у миссис Гупты, можно ли мне ходить с телохранителем, и она ответила:

– Конечно, ваше величество.

Ваше величество! Директриса назвала моего папу вашим величеством! Если бы все не было так серьезно, я бы описалась от смеха.

Одно хорошо – миссис Гупта освободила меня от наказания, заметив, что вполне достаточно и фотографии в «Нью-Йорк Пост».

На самом деле она совершенно очарована моим папой. Он изобразил перед ней такого Жан-Люка Пикара, что просто офигеть, да еще назвал ее «мадам директриса» и рассыпался в извинениях за причиненное неудобство. Папа так выпендривался, что я уж думала, сейчас он ей руку поцелует. А миссис Гупта замужем уже сто лет, и у нее бородавка на носу, и она с радостью проглотила папины комплименты.

Я подумала, захочет ли теперь Тина Хаким Баба сидеть рядом со мной в столовой. Ну, если захочет, нашим телохранителям будет чем заняться: они могут сравнивать разные тактики защиты гражданского населения.

Опять среда, на уроке французского

Пожалуй, надо чаще помещать свое фото на первую страницу «Нью-Йорк Пост». Я резко стала знаменитой.

Прихожу в столовую (Ларсу я велела всегда держаться на пять шагов позади меня, потому что он все время наступал мне сзади на мартинсы), встаю в очередь с подносом, и тут ко мне внезапно подваливает – кто бы мог подумать! – Лана Уайнбергер и говорит:

– Привет, Миа. Не хочешь сесть за наш стол?

Я не шучу. Эта мерзкая лицемерка захотела со мной дружить после того, как я стала принцессой.

Тина стояла в очереди за мной (точнее, за мной стоял Ларс, за Ларсом – Тина, а за ней – ее телохранитель). И что, позвала Лана Тину за свой стол? Конечно, нет. Ведь «Нью-Йорк Пост» не назвала ее «изящной красавицей». Низкие коренастые девчонки – даже те, у кого папа – арабский шейх, – недостаточно хороши для Ланы. Нет, что вы. Рядом с Ланой могут сидеть только чистокровные принцессы из Дженовии.

Меня чуть не вырвало прямо на обеденный поднос.

– Нет, Лана, спасибо, – сказала я. – Мне есть с кем сидеть.

Какое у нее было лицо! Последний раз я видела это потрясенное выражение, когда к ее груди прилип рожок с мороженым.

Наконец мы сели за стол. Тина вяло ковыряла салат. Она не сказала ни слова про принцессу. Зато все остальные, включая заучек, которые обычно вообще ничего не замечают, таращились на наш стол. Это ужасно неприятно. Я чувствовала, как Лилли сверлит меня взглядом. Она пока ничего не сказала, но, думаю, уже все знала. От Лилли никто не скроется.

В конце концов я не выдержала. Опустила вилку с рисом и фасолью и сказала:

– Послушай, Тина. Если ты больше не хочешь со мной сидеть, я пойму.

Ее большие глаза наполнились слезами. По-настоящему. Она покачала головой, и ее длинная черная коса тоже закачалась.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она. – Ты больше не хочешь со мной дружить, Миа?

Теперь растерялась я.

– Что? Конечно, я хочу с тобой дружить. Просто я подумала, может быть, теперь ты не захочешь дружить со мной. Все пялятся на нас, и я понимаю, что тебе это неприятно.

Тина грустно улыбнулась.

– На меня всегда все пялятся, – ответила она. – Из-за Вахима.

Вахим – это ее телохранитель. Они с Ларсом сидели рядом с нами, споря, чей пистолет дальше стреляет, Вахимов «Магнум 357» или «Глок 9 мм» Ларса. Довольно тревожная тема, но они были счастливы, как дети. Еще немного, и они начнут проверять, кто кого победит в армрестлинге.

– Я привыкла к тому, что люди считают меня странной, – сказала Тина. – И я сочувствую тебе, Миа. Ты могла бы сесть с кем угодно в этой столовой, но тебе приходится сидеть со мной. А я не хочу, чтобы ты дружила со мной только потому, что никто другой не дружит.

И тут я страшно разозлилась. Не на Тину, а на всех остальных учеников школы имени Альберта Эйнштейна. Ведь Тина Хаким Баба правда очень хорошая, но никто об этом не догадывается, потому что никто с ней даже не поговорил ни разу, потому что она не очень худая, очень тихая и ходит с телохранителем. Их, видите ли, волнует, когда с кого-то берут на пять центов больше за слойки с гинкго билоба, а когда по школе ходят люди, несчастные оттого, что никто им «здрасте» не скажет и не спросит, как дела, их это не колышет.

Мне стало ужасно стыдно. Всего неделю назад я сама, как ребята вокруг нас, считала Тину уродом. Я старалась скрыть, что я принцесса, именно потому, что боялась, как бы ко мне не начали относиться как к Тине Хаким Баба. Но теперь, познакомившись с Тиной, я поняла, что ошибалась, когда думала о ней плохо.

Я сказала Тине, что не хочу сидеть ни с кем, кроме нее. И нам надо держаться вместе, не только из-за Вахима и Ларса, но и потому что в этой школе все ненормальные. Тина сразу повеселела и принялась пересказывать содержание новой книжки. Эта называлась «Любовь одна навеки», и в ней шла речь про девушку, которая полюбила юношу, а у него был неизлечимый рак. Я заметила, что такое слишком тяжело читать, но она ответила, что уже заглянула в конец – юноша исцелится от неизлечимого рака. Значит, читать можно.