Дневники русской женщины

Началось все с пустяка: в начале августа комары накусали мне ногу, я расцарапала кожу до крови и, не промыв, залепила пластырем, который вскоре пропитался южной пылью, так как я ехала в это время в Киев; после такого лечения «домашними средствами» – получилась язва, которая теперь второй месяц не поддается никакому лечению. Не обращая на нее серьезного внимания и замечая только, что от одного лекарства лучше не делается, – я обратилась к какому-то немцу, который, сказав: «пустяки, заживет», только растравил рану; выйдя из терпения, я пошла к гомеопату, который добросовестно не поручился за успех лечения одними внешними средствами, а внутренние принимать оказалось невозможным, так как я не могу бросить свои пилюли от нервов; и наконец я догадалась обратиться к нашей женщине-врачу О.Ю. Ка-нской, направившей меня к хорошему доктору, который дал дельный совет: бинтовать ногу, а научиться советовал у О.Ю. Но в тот же день вечером, с необыкновенной легкостью у меня появились два нарыва: на левой руке и ноге. Сегодня была вновь у Ка-нской; та ахнула, взглянув на рану, и, узнав еще о нарывах, задала мне лаконический вопрос:

– У вас в семье все здоровы? ваш отец не был болен?

А… вот уже до чего дошло, подумала я, но при Леле Ст. язык не поворачивался сказать, что мой отец умер от прогрессивного паралича…

Колкое, острое страдание причинила мне мысль о возможности заражения отца специфической болезнью еще в прошлом году, и как спокойна я теперь, когда на мне явилось отражение этого заболевания! Отчего это? или нервы стали лучше? или я уж слишком много страдала нынче весной, что теперь на меня нашло такое спокойствие?.. И я улыбнулась и сказала:

– Мой отец умер слишком давно, чтоб я могла что-нибудь помнить о нем, мать – женщина, страдающая нервами, а у меня в детстве была золотуха. О.Ю. покачала головой, и осторожно сказала:

– Может быть, вам надо что-нибудь принимать внутрь; вы не беспокойтесь; ведь есть отраженные заболевания…

Да, знаем мы эти «отраженные заболевания»… Мне известно, что отец до женитьбы вел далеко не нравственную жизнь, имея связь с одной красивой работницей на фабрике, мне говорили о безнравственности моего отца в таких выражениях… и я слушала, как будто это так и следует. Ведь со стороны смотреть это прямо ужасно – видеть молодую девушку, страдающую за «грехи своего отца». Вот уж истинно похоже на «Невинную жертву» д’Аннунцио. Я вдвойне невинная жертва: со стороны матери, испортившей мне нервы ненормальной жизнью, с другой – со стороны отца, оставившего мне в наследство такое «отраженное заболевание»…

Имею ли я право судить отца? – С нравственной точки зрения он безусловно виноват: колоссальный эгоизм, заставляющий жить в свое удовольствие, затем жениться, не думая о последствиях… о детях. Но зато и поплатился же несчастный папа: четыре года страдал он, умирая медленною смертью, умерев заранее умственно… Суд Божий совершился над ним… Он виноват, но причиной вины его является неразвитость нравственная и умственная (впрочем, последняя – вряд ли: отец был, по своему времени, человек довольно-таки образованный и развитой). А в этом кто виноват? Родители? Бабушка с дедушкой? Старинные купцы, воспитывавшие сына «по-старинному», – что могли они дать ему, они, сами не обладавшие никаким развитием? И невольно придешь к заключению, что отец подпал под влияние европейской цивилизации, но, как русские петровских времен, усвоил от нее более дурного, чем хорошего и полезного; наряду с образованием в столице – он узнал, несомненно, и столичный разврат, а там – и пошло, и пошло… до женитьбы.

Несчастный! нет у меня в сердце негодования против тебя… Какая-то тихая грусть, с примесью горечи, лежит на дне души, но снисхождение, и почти прощение, – превышает все… ведь он «не ведал, что творил»…

25 октября

В эти дни разыгравшаяся история с одним из профессоров заставила меня совсем забыть о себе и не обращать внимания на всю ту боль, которою болезнь давала знать о своем существовании.

15 окт. проф. открыл необязательный курс «Теория эмпирического знания» (вопросы из его докторской диссертации). Разумеется, собрались чуть ли не все с 4-го курса. Вдруг, среди шума и гама, неизвестно кто крикнул: