Я видела Надю Б., усердно отговаривающую какую-то молоденькую первокурсницу, шедшую на экзамен; глупенькая девочка побледнела, и у нее были слезы на глазах. Я сказала Наде, что нельзя так насиловать. – «Да какое же тут насилие? – воскликнула она, – мы ее только отговариваем!» – Десять человек столпилось над глупой девочкой и кричали ей в уши; та дрожала и плакала. – Это ли не насилие! По-моему – не следует вовсе удерживать желающих экзаменоваться.
По обыкновению от 2 до 4 пробыла в студенческой. Но в это время произошло событие: 489 студентов были загнаны в манеж. Очевидно, полиции надоело бездействовать. Когда, после обеда, я и Саша П. пошли к университету – манеж представлял очень интересное зрелище. В окнах и амбразурах стояли группы студентов; фигуры в пальто нараспашку картинно выделялись на мрачном фоне окон и еще более красиво на светлых стенах манежа в амбразурах. Полиция стояла кругом; на противоположном тротуаре – несколько околоточных. Между манежем и университетом вдоль тротуара толпилась публика. Мы прошли мимо – раз, два; наконец стали думать, что бы им передать. Я хотела было цветы, но Саша, более практичная, решила купить яблок. Купили. Как передать? Полиция никого не пропускала. Вдруг мы увидали студентов, убегающих из-за угла манежа.
– Передайте яблоки!
– С удовольствием! мы сейчас туда сами папиросы передали!.. – И яблоки мгновенно были ловко брошены в окно, и студенты бегом бросились удирать от полиции. Мы ободрились и решили купить булок; по дороге в булочную мы встретили несколько студентов, нагруженных 17 свертками: очевидно, попытки к передаче удались, и мы им отдали булки. На обратном пути встретили С. с двумя лесниками, из которых один мне знаком. Они тоже захотели передать булки. К счастью, далеко не пришлось идти – попался по дороге булочник, и у него мы живо расхватали хлеб: наш пример подействовал на публику и студентов, и те подошли к нам. Но в это время отряд городовых в два ряда загородил улицу между Академией наук и манежем. Приходилось проходить сквозь городовых; стоявшие около манежа не пропускали. Тогда студенты стали пробегать в противоположном конце шеренги и, пробравшись к манежу, бросать им в окна свертки с хлебом. Мы опять пошли за хлебом. Какой-то булочник уже стоял во дворе манежа, мы бросились к нему, и студенты тоже; мы совали булочнику деньги в руки, сами забирая у него из корзинки хлеб; студенты подставляли нам полы своих шинелей, и мы складывали туда булки; а потом они понесли их к манежу. Ближайшие городовые наконец смягчились: один из них стал принимать в свою шинель хлеб и уносил его к окнам манежа.
Не могу не отметить отрадного факта, что в данном случае студенты охотно помогали нам… на мгновение мы соединились в общем братском чувстве помощи, и холодные петербургские улицы и публика увидала живое дело, невиданное, быть может, давно.
Рассказывали, что среди публики, стоявшей кучкой перед шеренгой городовых, нашлась одна француженка, которая на обычное: «проходите» отвечала ломаным русским языком: «О нет, это очень интересно! кормление зверей!» Но «зверей»-то было много – 400 с лишком, и мы сами видели, что надо бы побольше им послать.
В 7-м часу мы пошли домой, но курсистки, проезжавшие мимо ун-та в 11-м часу, еще слышали пение оттуда.
На другой день у дверей курсов опять толкались околоточные… но группы уже не было.
Движение продолжается…
У нас, из всех оставшихся 240 человек около 200 не держат вовсе экзаменов. Я 19 марта еще занималась, но на другой же день закрыла книги – не такое время настало, чтобы держать экзамены. Мы два месяца не занимались и неужели же будем так нечестны, что, не зная курса, будем сдавать экзамены ради правила.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Неделю тому назад появилось в «Правительственном вестнике» длинное сообщение, подробно излагавшее события… и сегодня, в 5 часов, закрыли студенческую столовую. Но студенты не глупы: на бумажке, приклеенной к двери столовой, написали карандашом: рекомендуем столовую… такую-то, и она была переполнена народом.
Два дня назад я подала в нашу канцелярию заявление об отложении экзаменов, ясное, короткое, без всяких «причин». Вчера был совет математиков, который рассматривал каждое прошение отдельно, и те, при которых не было приложено медицинских свидетельств, оставили без внимания, как «немотивированные»; следовательно – на второй год… Сегодня утром приходит ко мне X. и рассказывает… Я вспылила: а, так им надо и мотивировку?! – ладно, я им ее дам! Сейчас в канцелярию, беру обратно, вместо него пишу «мотивированное», ссылаясь на участие в студенческом движении и сходках, что мешало мне готовиться к занятиям, а следовательно – держать выпускные экзамены и получать диплом считаю нечестным после 2-месячного перерыва в занятиях. Откровенно донельзя, смело – очень, и поэтому понравилось всем; но Скриба, наш милый, всеведущий Скриба, ахнул:
– Да это вы на себя донос написали?!