Дневники русской женщины

С ранней весны я с тревогой следила за известиями из голодающих губерний. Надвигавшаяся гроза студенческого движения на время отвлекла внимание от газет, но после 6 марта, когда вновь начались лекции, я снова стала усердно посещать читальню, за недостатком помещения переведенную в верхний зал интерната. В те дни я читала в «С.-Петербургских ведомостях» перепечатанную из газеты «Курьер» телеграмму князя Шаховского из Уфимской губернии о скорейшем выезде на помощь голодающим и тотчас же, узнав в редакции адрес газеты «Курьер», послала туда письмо с просьбой указать – куда ехать и к кому обращаться за указаниями по приезде на место; когда же был получен ответ из Москвы – письмо потонуло в разгаре истории чуть не в буквальном смысле слова: в этот день был заперт главный подъезд (опасались натиска обструкционисток с улицы), и вся корреспонденция брошена на стол в коридоре перед столовой, заваленный жакетками и шляпами. С трудом найдя конверт среди платья, я прочла ответ – по приезде в Бугульму обратиться к доктору Андрееву, – который уже не произвел на меня такого впечатления, как чтение телеграммы. Разразившаяся буря подхватила меня в свой водоворот, и среди беготни на курсы, в студенческую столовую за известиями, к знакомым со сборами денег на пострадавших, среди этой лихорадочной деятельности – только изредка вспоминала я телеграмму: «Торопите отъездом… маршрут на г. Бугульму удобен»… Сердце готово было разорваться от двойственного сознания: как часть русского народа я должна была идти на помощь мужику; как часть студенчества, как человек, имеющий свои определенные убеждения и признающий товарищество, – не могла не принимать участия в истории, не могла не следить за судьбой товарищей, не могла решиться уехать в тот момент, когда… поднят был вопрос о закрытии курсов на три года. Я осталась в Петербурге, но в первых числах апреля положение дел достаточно выяснилось, вывешено было объявление, что прошения об отложении экзаменов на осень должны быть поданы в совет профессоров; теперь можно было уехать, но злая судьба и тут мне поставила препятствие, уложив на целый месяц в постель. Теперь, как только оправилась, – я решила воспользоваться тремя неделями, бывшими в моем распоряжении до отъезда на Кавказ для лечения. Надо было торопиться, времени было так мало, и я выбрала Казанскую губернию, как ближайшую… Вместо писем, которых я не взяла из Питера, указаниями для меня будут №№ газет, где печатались письма о посылке пожертвований Куприяновой и Останкову, председателю губернской земской управы. С такими сведениями выехала я в Казань.

Казань, 9 мая

В Адмиралтейской слободе я уже не застала Куприяновой, уехавшей в Тетюшский уезд, не застала дома и Останкова. В отчаянии от неудачи иду обедать в Волжско-Камскую гостиницу, читаю «Новое время» и из него узнаю, что проф. Высоцкий тоже организует помощь голодающим; не сообразив того, что, быть может, он как лицо официальное состоит в Красном Кресте… – я отправилась тотчас же к нему, чтобы получить сведения о частных организациях помощи голодающим. Он спал, пришлось снова зайти через час.

В небольшой комнате стоял высокий господин в мундире министерства народного просвещения, с сердитым лицом. Не подавая руки, он приветствовал меня лаконически:

– Что вам угодно?

Я ответила, что желаю работать в голодных местностях.

– Видите ли, я представитель Красного Креста; я председатель медицинской комиссии; быть может, вы обратились ко мне, думая, что я устраиваю частную помощь.

– «Вот тебе и раз!» – подумала я, но, вспомнив, что времени у меня мало, а К. и О. дома не застала, – сказала, что мне все равно, где бы ни работать – в Красном ли Кресте, или частной организации, так как времени у меня немного, 3 недели.

– Три недели?! в таком случае совершенно не стоит и ехать! – авторитетно воскликнул проф. Высоцкий. – Помилуйте, вы откроете столовую и вдруг уйдете! Да вы знаете ли, как у нас работают?! оттуда приезжают ведь как тени; вы что думаете – это не шутка работать в голодных местностях! – горячился он. Недоумевая о причине такой резкости, я объяснила ему, что не поехала раньше по болезни.

– В таком случае вам и вовсе не следует сюда ехать, я как врач советую ехать вам спокойно в Пятигорск… – нахмурившись, объявил профессор. Я вежливо заметила, что мое решение неизменно, и врачей не всегда можно слушать. Я второй год хочу сделать хоть что-нибудь для голодающих; в прошлом году не удалось, нынче – опять неудача, неужели я такая пария судьбы, что она не даст мне удовлетворения законнейшего из желаний? Относительно же того, что на три недели не стоит ехать, я указала на газетные корреспонденции, где сообщали, что многие ездили на месяц…