–…Hein, – voyons qu’a-t-il?5
– снова раздался снисходительно-повелительный голос знаменитости, которая даже не шевельнулась при появлении больного.Сердце болезненно замерло и остановилось…
Так неужели же и мне надо взойти на эту эстраду, вынести весь этот допрос перед сотнями любопытных глаз, мне – и без того измученной жизнью – перенести еще все это унижение своей личности, служить материалом для науки, да еще с которым обращаются так презрительно??
И эстрада показалась мне эшафотом, а профессор палачом.
Взойти на нее добровольно?!
Голова кружилась все сильнее и сильнее…
– Monsieur… что это…
Стоявший рядом со мной студент, усердно записывавший все время лекцию в тетради, обернулся с недовольным видом.
– Это демонстрация больных и лекция. Идите в приемную и ждите своей очереди.
– А нельзя… иначе…
– В клиниках всегда так делается.
Он вовсе не был расположен давать объяснения, профессор читал, и ему надо было записывать. Все стоявшие и сидевшие кругом тоже сосредоточенно записывали каждое слово.
Я вышла из залы, прошла немного вперед и отворила другую дверь.
Небольшая комната, вся заставленная скамейками, на которых сидели больные, ждавшие своей очереди.
Маленькая худенькая женщина в белом холщовом платье и кокетливой черной наколке с лентами подошла ко мне.
– Вы опоздали к приему, номеров больше не выдают.
Из соседней маленькой комнатки выглянул молодой человек в белой блузе.
– Когда профессор принимает у себя на дому?
Молодой человек в белом исчез в комнатке; я слышала, как он спросил кого-то, потом вышел снова и посмотрел в записную книжку. «По средам и пятницам».
– А как зовут этого профессора и как его адрес? – догадалась я спросить.
– Dejerine6
.– Сколько платят ему за визит?
– От 40 до 50 франков.
– Merci, monsieur7
.Я опять была на дворе, среди этих огромных серых каменных зданий. Отчаяние, холодное, безграничное отчаяние охватило душу…
Что мне оставалось делать? Идти на прием и взойти на этот эшафот… Да ведь тут душа живого человека, все горе, все несчастье служит материалом, вещью, с которой не церемонятся.
Нет, уж лучше пойду к нему на дом. А где взять 40 франков? Ведь этот господин не сказал, что с учащихся не берут… значит, здесь другие порядки, чем в Петербурге… должно быть, здесь бесплатно только в клиниках… Что же мне делать, что же мне делать?!
Как в тумане, не сознавая ясно, что происходит кругом, шла я домой.
На меня наезжали извозчики, звонила под самым ухом конка.
Я ничего не замечала, точно в первый раз попала на площадь Сен-Мишель.
– А, это – вы, Дьяконова! Здравствуйте и прощайте, некогда, бегу!
Навстречу мне действительно не шла, а бежала Кореневская, единственная студентка-юристка второго курса на всем факультете. Я познакомилась с ней, когда ходила подавать прошение. Веселая, бойкая, жизнерадостная особа, с типическим лицом поповны.
– Куда вы?
– Иду Жанну Шовэн смотреть, – сегодня присягает.
– Как?! неужели сегодня!
– В 12 часов… в газетах было… ну, до свиданья – бегу, меня знакомые ждут там – на мосту.
Это была самая животрепещущая для меня новость.
С тех пор как в Палате Депутатов прошел закон, предоставляющий женщинам право заниматься адвокатурой, я все время жду – скоро ли будет присягать Жанна Шовэн, первая французская женщина-юрист, доктор права парижского университета. И вдруг – она присягает сегодня! А я и не знала! И поэтому удержала Кореневскую.
– Постойте, погодите минуту, ведь народу будет, наверно, масса, есть у вас билет?
– Да, один знакомый адвокат проведет.
– А можно попасть без билета?
– Попробуйте, кажется – трудно. Ну, до свиданья!
И Кореневская исчезла в толпе. Этакая эгоистка. Занимает у меня деньги постоянно, а чтобы оказать услугу просто, по-товарищески пригласить пойти с собой – этого нет.
Я вздохнула и посмотрела на часы. Было половина двенадцатого. В пансионе у нас завтрак – в двенадцать часов, хозяйка очень аккуратна и терпеть не может, когда опаздывают.
Но присяга Жанны Шовэн стоила завтрака, к тому же и есть не хотелось..
Я решила пойти в Palais de Justice8
. Публика толпилась у дверей первой палаты, где назначена была присяга. Я с любопытством осматривалась кругом, когда вдруг чья-то рука ласково взяла мою. Сквозь толпу пробиралась ко мне румынка Бильбеско, красивая блондинка историко-филологического факультета – по здешнему eslettres.Я познакомилась с ней на одной из лекций. Эта милая, изящная девушка, почти девочка, всегда так ласково заговаривает со мной – видно, что не прочь познакомиться поближе, да кто-то мешает ей в этом, должно быть родители. Но всякий раз, как только меня увидит, – всегда подходит, улыбается:
– Bonjour, mademoiselle!9
– Bonjour, mademoiselle. Comment allez-vous?10
– Très bien, je vous remercie. Et vous?11
Это уже неизбежное вступление. И хотя на этот раз я вовсе не была расположена к любезности, все же отвечала, как всегда.
– Так и вы пришли посмотреть на присягу Жанны Шовэн? Мы тоже. Позвольте представить вам мою старшую сестру, медичку последнего курса.
Высокая, стройная красивая брюнетка, ласково улыбаясь, протянула мне руку.