Я получила из Ярославля 100 руб. и внесла их как пожизненный взнос в общество для доставления средств курсам; мне так хотелось ко дню акта быть уже в числе членов, что прямо с почты с деньгами я отправилась в канцелярию, внесла их директору и получила квитанцию.
На курсах было большое торжество: открытие нового здания, в котором помещается: актовый зал на 1000 человек, библиотека, большая аудитория на 600 человек, две поменьше, профессорская и инспекторская. Дом еще не был вполне готов, но зал, с прилегающими к нему инспекторской и профессорской, были отделаны и обставлены вполне, большая аудитория также.
Сегодня же была назначена отправка депутаций к Г-су и Ка-еву. К Г-су, как водится, ехали все депутатки – от каждого курса по одной представительнице, к Ка-еву же отправили четырех неназначенных депутаток, в числе которых была я. Сбор был назначен в комнате одной из нас к 12 часам. Я пришла раньше, вынула адресы и все приготовила к отправке. Вскоре одна депутация уже уехала, к Ка-еву же нечего было спешить, так как он живет на той же линии, где и курсы.
Юленька М. принарядилась и, по обыкновению, болтала без конца; изящная, тонкая и высокая Д-рова вполне подходила в качестве депутатки, и К. тоже; я оделась в темное платье с кружевным шарфом на шее, – должно быть, было вполне корректно, так как заслужила замечание Д-вой, что из всех их у меня наиболее депутатский вид. А между тем, я никогда не была депутаткой… но смутное чувство уверенности, что я смогла бы быть представительницей и защитницей интересов товарищей, не оставляло меня. Решено было, что я скажу сначала несколько слов профессору, передам адрес Юленьке для прочтения и передачи. Нельзя сказать, чтобы на душе у меня было хорошо: за адрес Г-су мне нечего было бояться – он был исполнен безукоризненно с художественной стороны, и текст, хотя и длинноватый, дышал теплотою и искренностью; текст другого адреса был написан мною, и я ясно сознавала все его недостатки: «Николай Иванович! С чувством глубокого сожаления узнали мы, что Вы принуждены прекратить чтение лекций в университете и на курсах. Мы теряем в Вас не только профессора, выдающегося представителя науки, но и человека, в котором всегда находили сочувственный отклик наши нравственные и материальные нужды. Примите, глубокоуважаемый профессор, выражение нашей искренней признательности за все, сделанное Вами для русской науки и учащейся молодежи». Написано было сдержанно, ясно, кратко и, в сущности, вполне честно, без всякого преувеличения выражало наши чувства по поводу потери Ка-ева, но, пожалуй, уже чересчур кратко; кроме того, не было подчеркнуто значение его сочинений, не было сказано, что они навсегда останутся для нас источником знания и проч., – это все надо было бы сказать, да не было сказано.
Мы пришли и разделись в прихожей. Ка-ев вышел к нам, и войдя в зал, я обратилась к профессору с коротенькой речью, содержание ее приблизительно было такое: «В день нашего курсового праздника, в который мы привыкли видеть Вас среди нас, глубокоуважаемый профессор, мы приходим к Вам, чтобы выразить чувство бесконечного сожаления о том, что Ваша долголетняя связь с молодежью… теперь прекращена». Я хотела сказать это как можно лучше, но, как водится, последняя фраза вышла у меня не очень-то литературно сказанной, и я поспешила окончить: «Мы являемся к Вам в качестве депутации от всех наших товарищей». Прибавив еще какие-то слова, передала адрес Юленьке – та спокойным тоном прочла адрес.
Ка-ев, слегка наклонив голову, заложив руку за борт сюртука, неподвижно стоял перед нами; он был, как всегда, величествен и спокоен, и я тщетно старалась уловить на его лице следы какого-нибудь душевного движения. Юленька передала ему адрес, он пригласил нас сесть.
– Да, я надеялся, что еще буду продолжать чтение лекций на курсах, предполагал даже открыть специальный курс, и вот… не пришлось, – сказал он. Так как из всех присутствовавших он знал только одну меня немного в лицо, то и обратился ко мне с вопросом, что делается у нас на курсах? Я отвечала, что лекции г-на Г. посещаются мало, что мы никак не можем забыть нашей потери; перед каждой вечеринкой поднимается история – пригласить или не приглашать г-на Г., так как, к сожалению, среди наших товарок находятся люди, готовые пригласить на том только основании, что он читает лекции. Мне было стыдно сказать эту правду, но Ка-ев, конечно, мог понять, что эта кучка невелика, во всяком случае.
– Вопрос был решен так, – продолжала я, – ему продали билет на вечеринку на общем основании, но вам и Г-су будут присланы почетные билеты на дом.
– Будьте так добры, скажите той, которая будет у меня с билетом, чтобы она оставила мне свой адрес, – сказал профессор. Потом заговорили об акте…
– Хотя я и получил приглашение, но вы понимаете, конечно, что не могу быть у вас. Жена моя будет, как член комитета. Но я не пойду, так как могу же встретиться с теми, встреча с которыми невозможна.