Дни, что нас сближают

Надо бы вернуться домой, но он решил позвонить. Жена ответила, что Анна не вернулась, а ему нет смысла скитаться по улицам, пусть возвращается домой. Малышка, наверное, сделала глупость, какую делают все молодые девушки. Какую глупость? — не мог понять он. Ну такую, объяснила жена, попалась какому-то лоботрясу и завтра приведет его к нам: делайте, мол, с нами что хотите. Так вот и бывает, когда не учатся, не работают, ну ладно, приходи скорей, а то я не могу заснуть, она уже не маленькая, пусть выкручивается сама.

Но он не пошел домой, он сел на скамейку в скверике и долго там сидел. Проходил мимо какой-то человек, подозрительно посмотрел на него, спросил:

— Ты пьян?

— Нет, — ответил он.

— Тогда чего ждешь?

Он только пожал плечами, человек ушел, а он подумал: действительно, чего я жду?

Вопрос был банальный, ответ на него тоже был банальный: человек всегда чего-то ждет, всегда, от рождения до смерти, но он впервые задумался над этими словами и вдруг остро и болезненно понял их значение. Чего же он ждал в своей, как ему сейчас казалось, так быстро пролетевшей жизни? Неделю назад его попросили написать автобиографию — его представляли к награде, — он просидел над нею битых два часа и написал всего десяток строк: родился тогда-то, учился там-то и там-то, женат, имеет одного ребенка. Дочь, прочитав, удивленно спросила: «И это все?» Может, написанное показалось ей обидно заурядным, куцым, но, сколько ни старался, он не мог выделить из многочисленных дней и лет ничего, что выглядело бы значительным и необыкновенным: дни и годы прошли как бы сами собой, в ожидании чего-то, что должно было произойти.

Шум первого трамвая вернул его к действительности, он встал и быстро зашагал к дому. Свернув в свою улочку, пожалел, что не пошел прямо на работу: жена, наверное, спит, а ее пробуждение будет сопровождаться мучительной сценой, ненужной, бессмысленной. Из дома кто-то вышел — скрипнула калитка, и он увидел фигуру в белом, она проделывала на тротуаре какие-то странные, непонятные движения: то шаталась, то кланялась. Он подумал, что все это ему снится, даже протер глаза, но фигура не исчезла. И тут он понял: это его теща вышла в ночной сорочке, спеша собрать сбитые ветром орехи, покуда не опередили соседи… Он уже не сомневался, идти ли ему домой или на работу, и решительно повернул к трамвайной остановке. Но тут вдруг услышал насвистывание, которое заставило его замереть на месте. Он даже вспотел от волнения. Этот сигнал — первая фраза детской песенки — был их сигналом, его и Ани, оба помнили мотив еще с тех лет, когда она ходила в начальную школу… Вокруг никого не было, сигнал доносился откуда-то сверху, он поднял голову и сразу догадался откуда — из нового, еще не достроенного многоэтажного дома. Он бросился в парадное. Он знал, что ее нужно искать на последнем этаже — неделю назад оттуда с балкона бросился юноша, ученик одиннадцатого класса, и умер по дороге в больницу…

Пока он бежал вверх по заваленной строительным мусором темной лестнице, бессознательно повторяя вслух: почему, почему? — сердце его стучало, дыхание вырывалось со свистом, он метнулся в какую-то квартиру без дверей, пахнущую свежей краской, с дырами вместо окон, потом выскочил на балкон, но Ани там не было. Он испуганно посмотрел вниз — тротуар, слабо освещенный фонарями, был пуст. Почти теряя сознание, он вспомнил, что на этом этаже есть еще несколько квартир, и обыскал их все одну за другой.

Он нашел дочь на балконе. Она сидела, закутавшись в пальто, подняв воротник, и курила.

— Что ты здесь делаешь?

Она не ответила. Ему хотелось спросить: «Почему?», но не хватило сил — он только сглотнул тяжелый комок, застрявший в горле.

— Пойдем! — сказал он.

Они спустились вниз.

— Можно я не пойду домой? — попросила дочь.

Он посмотрел на часы. В пять он должен быть на работе — в своей маленькой деревянной диспетчерской, откуда отправлялись автобусы по нескольким загородным маршрутам.

— Я с тобой, ладно?

Дочь сунула свою руку в его, они зашагали рядом. Можно было бы подъехать, но он всегда ходил до автостанции пешком, по одним и тем же улицам, мимо одних и тех же зданий: серых и мрачных зимой, нежных и светлых летом по утрам. Дочь молча шагала рядом, он тоже молчал, но в конце концов не выдержал, спросил:

— Ты всю ночь была там?

— Да.

— Почему?

— Так…

— Почему ты не хочешь вернуться домой?

— Не знаю.

— Вернись. Мама очень волнуется.

— А ты?..

Ему хотелось сказать ей что-то важное, что-то очень серьезное и большое, но он не знал что и только сжал ее ладонь.

Окна диспетчерской светились — значит, пришла уборщица, пожилая угрюмая женщина, она подметала пол, полив его водой большими правильными полукругами.

Дочь уселась возле батареи, он снял и повесил на вешалку плащ, прикрыл окна, вытащил из старомодного шкафа пачку бумаг, разложил на столе.

На остановке уже ждали первые пассажиры, в считанные минуты образовалась темная молчаливая очередь. С деловитым уютным урчанием подошел первый автобус. Шофер раскрыл дверцы, пассажиры хлынули внутрь. Шофер тем временем вошел в диспетчерскую, сказал громко: