Дни яблок

… Растения у нас набирают соки к середине лета. Тогда разные-всякие отправляются в лес, к реке, к болоту, к тихим водам в самую короткую ночь — собирать зiлля.

Или в аптеку.

Пришлось походить по базару. Я сменял вереск. Быстрее, чем рассчитывал. У совсем маленького травника сменял — на красную фасоль и пол-обола. Недомерок торговался плохо и глядел косо. Было подумал, что оно подменыш или из реки выползло, но недомерок отбрасывал тень. Видимо, малорослое явилось из лесу — ну, какой на болоте корм, торф сплошной и пьявки.

У своей продавщицы взял акацию. За медную булавку. В придачу горсть шипов. На поход. Нашёлся и нужный петушок, совсем не ирис, а настоящий! Леденец, на палочке. В составе сахар, кровь и перуничка. И неизвестно, где это варили, в каких условиях — вот что главное.

Тут у меня закончилась менка — валюта любого Торга. Судя по солнцу, закончился и третий урок в школе. Хотя времени с этой стороны всегда больше, конечно же.

— Радуйся, Саббатей. Взял рутку? — спрашивает у меня старая знакомая. Виделись недавно — во сне. Пассаж, кафе, май, кофе с пустотой — такое-всякое… Здесь она по-прежнему — в чёрном. С головы до ног. Вдобавок в платке, повязанном странно — узел сбоку, почти у виска. И с коробкой — что носят продавцы мелочей перед собою, на широком ремне. В коробке у неё травы. Ещё пузырьки, флаконы, фиалы и всякий хлам. Как и положено на Зильничах.

— А как же, — отвечаю я. — Римскую. Хотел.

— Что просили?

— Не дешевле готской бусины, — ответил я. — А что?

— Это я должна спросить, — отвечает она. — Хочешь взять?

— Хотел бы, — мнусь я. — Но не могу… Дорого. Поищу другую. Пришёл за ней же…

— Будешь вязать Чимаруту[86]? — спрашивает она меня как бы с пониманием.

— Иногда приснится, так кстати, — отвечаю я. — Не всегда, но бывают и толковые сны… По базарам не шныряют которые, а в руку. Такое время… Надо же защищаться.

— Хорошо, что знаешь, как, — поддакивает травница.

… Чимарута, единое целое, Ключ Покоя — да будет благословенна, состоит, как многое в здешнем мире, из частей… Правильно подобранных: чтоб добре село и мало жало.

— … Тебе надо взять розу, руку с кинжалом, жжёное сердце, ключ, змею, сову, дельфина, петуха, спираль, ворону и луну, — авторитетно продолжает моя собеседница.

— И выбросить, — непреклонно ответил я. — Будет не амулет, яблоня-цыганка. Безвкусица… Некоторые как приснятся, так ничем не выведешь, что ржавчину…

— Совсем нет!

… Части Чимаруты призваны стеречь, защищать и направлять. Тогда, сейчас и впредь. Буде не пресечётся племя Адамово. Рутавенок вешала над входом в свою пещеру ещё праматерь Ева, судя по всему… Он охраняет, он защищает, он направляет, он триедин, как Дева, Мать и Старица. Неправильно сделанный, вызывает ужас и приводит к наказанию.

Кстати — никакого жжёного сердца, если что…

— Ты покупаешь, а я продаю, — начала она и поправила ремень.

— Видно, плохо берут у тебя. Вот ты и без радости, — огрызнулся я. — Торгуешь чепушинами, а у меня на глупости времени нет сегодня. Но радуйся…

— Ну, у меня разный товар, — вкрадчиво ведёт она. — Есть варианты…

— Вариантов хватает в школе.

— Ты ведь не в ней, правда?

— Ладно, что у тебя тут?

— Только самое необходимое из нужного, ведь знаешь. Вот сон. Если положить его на ночь под изголовье, будет пророцтво. Увидишь…

— Старушку дряхлую, — весомо заметил я. — Это к беде. Вот прямо то, что нужно, самое необходимое. Ещё вернусь…

— Ещё барвинок… Тебе ведь надо. На Долу собрала, — авторитетно замечает она. — Прямо на улице, между Успеньем и Рожжеством, срезан медью.

— Фиалка мертвецов, — сказал я. — Вот удружила так удружила.

— Хорошо идёт от нечисти! Обнаруживает ведьму. Может быть громничкой. Идёт как приворот! Помогает. Да, растёт в тени, и что?

— Есть у тебя, например, такое, как тирлич? — как можно строже спросил я.

— Что, хочешь ключик, да? — переспросила она.

— Так значит, нет? — отбился я.

— Значит… — начала она, — ну да, есть у меня тирлич. Смотри: тут такое в этой травке: можно перекинуться кем хочешь. Хорошо идёт для специфика, чтоб успеть-лететь. Может брать и от змея-любовника, — доверительно сообщает она. — Свежий, из-за крайней реки.

И она делано усердно копается в ящике.

— Очень спорные назначения, — отмахиваюсь я, — но мне не для этого.

— Ещё идёт от малярии, например, — душевно замечает она. — Или что у тебя воспалилось?

— Терпение, — бурчу я.

— Тебе какую упаковку?

— Не аптечную.

И полотняный мешочек отправился ко мне в сумку, кстати, школьную.

— В менку тебе только ленту, вот, — сердито говорю я. Но она берёт менку без слов.

— Если я дам тебе рутку, верную, римскую, — вдруг спрашивает она. — Что дашь взамен?

— Это, похоже, мах на мах, — опасливо отворачиваюсь я. — Мама учила не махаться.

— Римскую рутку за важную просьбу, — говорит женщина.

— Речь не идёт о семи грехах? — уточняю я.

— Нет.

— Тогда говори, — соглашаюсь я.