—
— Ага…
— А то шо? — не сдержался я.
— А то съем, — ответила Потвора. —
Она поправила платок, сбросила сито на пол, придвинула миску с горохом к себе, запустила руки туда и словно подула в мою сторону.
— Шух-шух-шух, — сказала Потвора шёпотом. — Шух-шух — забери своих двух.
— Ходи здорова, — пожелал в ответ я.
—
Я вышел. В сенях сидел кот. Неподвижно, даже слишком для кота.
«Надо же, — удивился я. — Действует до сих пор».
Тот и послушался — распустил довольно большие кожистые, короткошёрстные крылья, вспорхнул, покружил по сеням и вылетел прочь. Из сада донёсся визг. По всему судя — мотанки кинулись врассыпную… Вслед коту вышел и я.
Идти было не близко, скорее высоко, чем низко — сначала по мокрой улице, потом скользкой лестнице, дальше мимо Дома Книги по площади, а там на остановку и в троллейбус. До Саварки шесть остановок — и не вздремнёшь.
XXIV
… ибо горький корень корысть есть корень всех зол.
Сначала мокрая глина, затем родничок, иногда козы, потом дереза — и среди неё битая дорога, очень скользкая к тому же. Дальше яблонька-дичка на повороте, вся сонная. Под ногами — там-сям огромные кривые булыжники и где-нибудь сбоку мостовой нет-нет, да мелькнут путеводно-жёлтые кирпичи. Потом заборы — выше, выше, выше. По сторонам кривокаменной дорожки — чёрные от времени деревянные столбы, на них вороны. Где-то, не далеко — не близко, звенит трамвай. И вот уже лестница на основательных опорах, растущая, казалось бы, прямо из дерезы и глины. Опоры увиты диким виноградом, лестница давно не новая — скрипит, но держится за землю, как многое тут у нас…
Так я поднимаюсь в город, сматываю дорогу медленно, словно чёрную нить с распялок. Следом сны, туман и осень.
Небо надо мною, позади меня река, между ними град священный.
Сто сорок семь ступеней, но нескольких не хватает внизу.
— Что-то иду долго… очень, — вслух подумал я. — И тихо как-то… И пусто… А тут ведь многие пьют, и где они?
Лестница в ответ чуть дрогнула, и дереза по бокам её стала заметно выше, сонные с осени ветви неохотно царапнули перила. Вслед мне лезла морось, вопреки физике, а это неправильно.
— Заметила пропажу пани-хозяйка, — сказал я. — Лютует. Будет мстить.
По дерезе прошла волна или дрожь, хотя можно сказать, что рябь.
Кустарник перестал быть сонным и принялся поначалу дрожать, а потом и вовсе извиваться, будто хотел вырасти поскорее большим, и всех съе…
— Так-так, — мрачно сказал я вслух. — Тут мне не тягаться, конечно. Надо выручателя.
— Должник! — рявкнул я в туман. — Мелетий! Явись тут же! Вторая служба!
— Рано-раненько… — заметил мне бывший скарбник, являясь туг же. — Скоро разозлил ты её. Вот так, сразу.
— Сама виновата, — буркнул я. — Угрозы постоянные, потом, вот: хамство, жадность и плохо скрытое людожорство…
— Богиня, — миролюбиво заметил дух. — А я среди людей прогулялся. Подышал. Нравится.
— Это ты, значит, — сказал я, — пошёл в лярвы? Граждан грызёшь?
Прямо в Доме Книги?