Дни яблок

Я, не коснувшись ногой земли, оказался дома. В комнате. В маминой. И опять при свечах. Мама сидела за накрытым столом, не одна…

— Видел тебя раньше, — сказал я с порога маминой визави. — В саду, у стены, под бузиной… А где стрекозы? Спят?

Сейчас она, та из тени сада, предстала иной. Не веницейской сиреной, но девушкой: темноволосой, юной и хрупкой, почти девочкой. В зелёном. Тихоней-несмеяной с виду.

— Я понимаю, — забормотал я. — Не приближаюсь, тебя не касаюсь. Я внутри, ты извне. Не твоё время, и здесь тебе не место…

— Пообмирали, — сказала Смерть, — стрекозы мои до какой-нибудь весны. Они умеют. Ну, здравствуй, Тритан, — продолжила она. — Теперь прощайся и пойдём…

Голос у этой девочки-девушки был приятный, звучный и ласковый. Глаза тёмные. А кожа очень светлая.

— Кхм, — вдруг решительно высказалась мама. — Привет, гуляка!

— Ты видишь меня? — обрадовался я.

— Ещё бы нет, — ответила мама, — мы же живые, у себя дома, а это гостья. Непрошеная, как я поняла. И я… я… — продолжила атаку на девчонку мама, — не настроена прощаться. Ещё не всё сказала ему… Что давно должна была. Но…

— Но однако, — заметила Смерть, — что это ещё за «не настроена»?

— Об этом после… — сказала мама.

— А как ты вообще сюда попала? — встревожился я. — Ведь Чимарута же…

— Да, — довольно заметила Смерть. — Пришлось подождать, но эти твои миньоны. Те, что близнецы… Сновали сюда-туда. Искали. По дороге раскрошили ключ. Ну, я и вошла. Как когда-то… Вернее, как всегда.

— За это они ответят, — свирепо пообещал я.

— Неизвестно ещё, чья вина на самом деле, — вклинилась мама. — Но тебе надо знать… Не хочу верить, но ведь возможности не бесконе… Слушай, Саша, внимательно. Пока сказка — смерти нет… Понял, да? Ну, вот. Про тебя… Тогда тоже долго была тёплая осень. Необычно. Допоздна… То есть поздняя… Невероятный урожай яблок… Десять копеек кило. С походом. И я носила тройню тогда. И рожать выходило в декабре, в конце… Бабушка Лена должна была приехать, мы всё обсудили.

— Зимний мальчик… — несколько отстранённо заметил я… — Страшный магик… Значит, правда всё.

— И… и… и вот встал вопрос о расширении… — продолжила мама, заметно бледнея, — ну как же. Семь человек в двух комнатах. Нонсенс. Был вариант… И даже в центре. Но мама, моя мама — твоя бабушка Галя… она странную позицию заняла, непреклонную… Так и сказала: «Нет! Ни за что! Все поместимся! Я эту квартиру получала до войны, по всем законам! Тут и умру! Без разговоров». И мы поспорили… до ссоры. Жестокие слова были… А потом я вышла пройтись. Вся в обидах была на неё… — мама вздохнула, словно всхлипнула, но быстро овладела собой. — Но походила, погуляла, подумала… Ведь взрослая женщина. Справилась. А потом… потом вернулась, конечно же. Хризантемы купила. Она очень хризантемы любила, особенно такие терракотовые, коралки… Вернулась, да… Так долго по лестнице поднималась, прямо мучение, ну живот же, сроки — а все не хотели диагностировать тройню, только бабушка Лена с первого дня, как в воду смотрела… Вернулась… а мама мёртвая. В комнате, на тахте, лицом вниз.

— Да, всё так и было, — подтвердила Смерть. — Связное изложение.

— А папа в командировке, там — около бабушки Лены, что-то инспектировал. Тут Алиска прискакала, как по наитию… Как только вошла, до сих пор не пойму, видимо, я дверь не захлопнула. Бабушка Галя мёртвая в одной комнате, а у меня на кухне… схватки, — выдохнула мама. — Столько паники было, но Алиса справилась. Сделала всё, как сказано было. И скорую вызвала, и кагал собрала вокруг меня, даже Ингу из садика забрала и к Флоре отвела… Шум, визги, медбратья, хорошо хоть я сумку загодя собрала… Ада опоздала и уже сразу в роддом, зато с кювезой, вы же все… У меня преждевременные роды, всё в ходу, а боксов этих нет в роддоме. Ада привезла один — и тебя туда положили — ты молчал, те двое кричали, а ты нет. И мне все сказали: «Никакой, мамаша, надежды. Хоть они и жилистые у вас все, и горлатые, и грудь берут хорошо, но не жильцы, да и вы вся синяя», — мама вздохнула до судороги. И закончила.

— Рожала я вас в коридоре, — сказала она. — Мест потому что не было. Всё же внезапно. А тут осень, а тут холод. Ветер шквальный. Батарея в роддоме лопнула. Вдобавок — сверху снег… Целая метель была. Потом говорили — буря, неожиданный циклон…

— Ну, да, непевный родился, — подтвердил я.

— А Виктор торопился так… А дорога… — продолжила мама и отвернулась. — И… и… пока привезла Ада ещё кювезу, пока роддом обеспечил третью… Да… Умерли твои братики на столе пеленальном в коридоре от ураганной пневмонии, — закончила она.

— Теперь пора, — ласково, но неумолимо сказала Смерть. — Я и так ждала более чем достаточно… Уступила.

— Нет, — сказала мама каким-то молодым, звонким голосом. — Нет, постой, я точно знаю…

— Ну, — ответила Смерть, — положим, я-то знаю лучше.

— Да рано ему ещё, — упрямилась мама. — Разве непонятно?

— Боюсь, не тебе решать, — уважительно ответила Смерть.

— Ошиблась! — ответила мама, глядя на девчонку в зелёном. — Мне за тебя, — громко сказала она и взяла меня за руку. — Мне за тебя…