Читаем Дни яблок полностью

На камне — белом с зеленью, посреди песчаной отмели, сидели два мальчика — худых, очень заросших и невесёлых, глазау них были тёмные, как гагат — вестник вероятных бед, и скорые, что птичка королёк. Одеты они были во что-то вроде ночнушек, размера на три больше, чем надо, очень изодранных.

— Ты обронил, — сказал мне один и показал яблоко.

— Без молитвы встал, — хихикнул второй.

— Здрасьте, страсти-чудеса-облака в колодце, — пробурчал я. — Так что, это у вас дно?

— Тут мы дожидаем, — загадочно обронил первый.

— Видимо, давно, — сказал я, — вон как позарастали. Стричься не пробовали?

— Нет, — честно ответил второй мальчик, и река шумно плеснула о камень. — Мы стесняемся.

— Кого тут стесняться? — удивился я. — Крика гусиного?

— Холодного железа, — заявило первое нечёсанное создание.

— И чем занимаетесь, когда не дожидаете? — спросил я, чтобы поддержать беседу.

— Смеёмся тесно, — искренне сказал второй мальчик. — Ногами в воде болтаем, тут иногда такое… звёзды даже видно. Внизу. А что делаешь ты, тритан?

— Сейчас ловлю яблоко типа как, — раздумчиво ответил я.

— Целуется… на сквозняке, — сказал первый мальчик.

— Всякие пустяки творит, — поддакнул второй.

— Да что бы вы понимали, — ответил я. — Бестолковщина. Яблочко верните скоренько, и пока-пока.

— Держи тогда, — сказали они в два голоса, громче, чем мне бы хотелось. — Крепко пока…

И кинули в меня яблоком, как-то единовременно, синхронной слитно. Плод полетел от них ко мне медленно, разматываясь в местном воздухе, словно…

Грязные руки, четыре, вцепились в тоненькую красную нить, длинные, худые фигуры поплелись по отмели, потом по воде, задирая время от времени голенастые ноги — будто цапли. Пересечение вод далось им с трудом — нить задрожала.

— Этого ещё не хватало, — буркнул я. — Куда вы лезете? Сидите, где сидели. Ходит сон по лавке в красненькой рубашке, — начал я. — Дрёма ходит по трубе, она в белом кружеве…

Мальчики заразительно зевнули… и приостановились. Я выхватил яблоко из затянувшегося падения. «Похоже как будто…» — рассмотрел я круглый красный предмет… И отвлёкся.

— Счастливо смеяться, — сказал куняющим над водою подросткам. — А мне пора. Латет-патет…

«… как будто клубок», — додумал я и разломил плод. Тот развалился сразу — нить развилась, но не оборвалась.

… Я сидел на полу, в своей квартире, на лицо капало с волос, в горле першило — я покашлял. Вода в тазу была чёрной и какой-тотвердой на вид — ну, как стекло. Время от времени что-то сверкало в черноте… такое, вроде бы звёзды, но гораздо неприятнее.

— Думали, не всплывёшь, забеспокоилжь Лида. — Дать тебе полотенечко?

— Лучше глинтвейн, — оттеснила её Гамелииа. — Посмотри, он же весь просто синий и глаза закатил. Чего ты молчишь? — обратилась она ко мне и подсунула под нос керамическую кружку.

— …радиант, — выдавил из себя я и припал к напитку.

— Предсказание читай, ридинант, — встряла Бут. — Тут такое было, пока ты шнырял… нырял! Начали вот эту песню… про юбку, да… Спели, правда, один куплет, приличный… Загудело! Затряслось! Листики эти как взбесились! Их Лида бубном гоняла… Читай, короче говоря, интересно же…

Я разжал кулак, записку не обнаружил, поправил мокрую чёлку и:

— Первинец-червинец,


Грымнул креминец.


Дзень-брязь — вышел князь!



— Чего ты орёшь? — спросил Рома. — В смысле — зачем ты вот это «брязь» крикнул? Струна лопнула даже…

Гул вернулся, стал на тон выше, словно что-то, похожее на застарелую зубную боль пронзило стены.

— Давайте опять музычку, — попросил Рома, — а то что-то тревожно. Действительно жутко даже.

— Ты сам музычка, — буркнул Чернега. — Напой чего-то.

— Течёт речечка… — неизвестно с какого перепугу начал Ганжа, — по песочечку… Блин!

В тон блину лопнула струна, бас. Листики внезапно изменили цвет, разлетелись по углам комнаты, откуда и замерцали нервно светом багряным и тревожным. Угасающим.

— Красиво, — заметила Настя, заворожённо пялящаяся на табуретку и таз. — Убиться просто… Гляньте сюда!

Вода, что была игрой, что слушала заклятия-считалки, что не угомонилась и не перестала — потому, что есть, была и будет… Восстала.

Из перехода, где она проводник из источников незримых, с той стороны, где встречаются все течения, и даже из последних пределов — привела неживое к живым, нежданное к беспечным, ненасытное к беззащитным.

Из восставшей воды вытянулась рука, вторая — обе бледные до прозрачности… затем нога — с отросшими ногтями.

— Я сейчас просто усрусь, — тускло сказал Ганжа.

— Не ты один… — отозвалась Линник. — Откуда в тазу ноги? Оно там что — всё голое? А как поместилось?

— Наверное, нам пора, — нервно заметила Карина. — Слишком, того, интересная жуть…

И дверь в комнату моментально захлопнулась — с грохотом и кусками штукатурки.

— Саша, — занервничала Гамелина. — Алё, гараж! Делай что-нибудь…

— Хотел убежать, — ответил я. — Но теперь некуда…

— Ещё варианты? — жёстко поинтересовалась Аня. — Смотри, оно лезет. К нам…

— Не лезет, а вылазит… — не удержалась Лида.

— Дайте мне сначала свитер, а то холодно что-то, — начал я. — Дыхание видно…

— Да, температура падает, — высказался Крошка. — Аномально…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии / Философия
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза