Дни яблок

Названая не замедлила явиться. Не совсем в привычном виде, правда. Но здесь подобное случается — такое место в любое время.

Прямо в светло-жёлтой стене комнаты, рядом с привычным входом— если точнее, то между настоящей дверью — скрытой, и креслом, в котором так недавно бабушка слушала мои мнения про малопьющего Сомса, объявилась дверь. Вернее, дверца. Красивенькая, уютная, цветная — как нарисованная. Пряничная. Вкусная, даже на вид. Маленькая, ну просто в три погибели… С леденцом-оконцем.

— Не пользуйся этим, Даник, — сказала Гамелина. — Не ходи туда…

Тоненьким голосом. Из полумрака. Она одна осталась, где стояла и выглядела поникшей.

— Не могу обещать, — отозвался я. — Напряжённость сильная. Помолчи… Все молчите!

Где-то далеко-далеко прозвенела двойка. Вспыхнул с треском за окном сноп искр — в свете мгновенном увидел я слабый абрис. Выход стремился ко мне…

— …Ты преступил все границы, — сказал Ангел. — Прислушайся к совету…

Вода забурлила сильнее обычного, и я увидел, что река, в стремлениях своих, поднялась к самому подбрюшью моста, и немного осталось взять течению, и говорю я с Ангелом почти что над тёмной водою. Собственно — глядя в неё. Лик отражённый хмурился.

— Его и ищу, — сознался я.

— А осень спускается, — ответил Ангел, — и нынче вход повсюду. Такое место в…

Река всплеснула бурно, меня окатило волной, и всё изменилось.

— Я в своём доме, — рассердился я. — Прошу, хочу и требую — Рropere porta! Dixi!

Брызги так и полетели вокруг, а с ними водяная пыль Выглядело красиво.

Дверь немедленно явилась нам на прежнем месте, вместе со всеми пятнышками отшелушившейся краски и царапинами от копей. Я распахнул её настежь. Получилось эффектно и со стуком. В коридоре приятно пахло выпечкой, мокрыми яблоками и дымом.

Первыми, кого увидели мы, были пряники.

— Майстер! — кричали они тонкими голосами. — Майстер! К оружию! К оружию! Здесь нежить!

Слышно было, как фыркает и шипит кошка.

— Очень хорошо, — сказал я. — И даже замечательно. Я назначаю оружием вас… Не всех, но некоторых. Теперь действуйте.

Я передал Гозе Чакор, псевдобабочке, шароянскую серёжку и велел:

— Ищите пару, быстренько. Чтоб одно к другому — вертайся додому… Шух-шух-шух…

Пряники пробежали неловкой змейкой в комнату и стали в круг около останков таза. Вслед им ворвался хищник. И обнюхал каждого.

Гоза-Мотылёк прокашлялась и завела таким себе надтреснутым сопрано: «На горе, в вечерний час, свиньи танцевали. Увидали кабана — в обморок упали!»

Хор пряников подхватил: «Эус-беус! Чики-брики, хенка-пенка, квач!»

Отделавшаяся от кошачьих притязаний сова Стикса, просеменила к самому краю посудины, вскарабкалась на неё и воскликнула:

— Клузибус! Пец! Немецкий крест!

Таз немедленно воспарил и опрокинул сову на пол.

Пыль, антрацитовые кусочки, острые останки сияющих листиков, встрепенулись сонно. И зашуршали, смешиваясь с остатками воды. Прах стремился к праху. Приближался обещанный сюрприз. Непременный.

— О-о-о… — начал я. — Нууу, я так не играю… Один раз уже было!

— Что это? — спросила Карина. — Оно… оно… оно… Это откуда опять?

Таз, разбрызгав всю оставшуюся в нем жижу, несколько раз кувыркнулся в воздухе. Потом явно прицелился и обрушился точно на табуреточку. О внезапной напасти у той будто подломились ножки. Пух, пыль и прочий мотлох отовсюду тёмными змейками втянулась под неистовую ёмкость.

Пряники, пропищав припев, порскнули прочь.

Произошли шорох, шелест — затем очень неприятный хруст. И цокот. Из-под самого обычного, тёмного в крапинку, таза показались четыре пары очень скверных ног — чёрных, ворсистых, суставчатых и с коготками. Спустя мгновение на месте посудины и табуреточки прытко явилась помесь паука со скорпионом, по виду напоминающая гигантскую запятую, к тому же мохнатую. С массой маленьких красных глазок на толстой своей части. К лохматым лапам, тускло-чёрному тулову и красным злым гляделкам в придачу показался хвост. С жалом.

«Какая чушь! — пронеслось у меня в голове. — Всего этого нет! Нет! Это сон кошмарный! Обпился тархунами — ну, и вот! Сон кошмарный! Проснуться! Проснуться! Крикнуть и проснуться. Крикнуть! Заорать!»

Девочки сосредоточенно посмотрели на меня. Затем друг на дружку и издали оглушительный визг.

Я так и не проснулся.

Тварь заскрежетала и явила жвалы — что-то вроде щупалец, тонких и гибких — из той части, где, судя по всему, располагался рот. Две передние лапки украсились клешнями — ну, чтобы ухватить и в пасть. Да…

К порогу явился Вепрь. Плоский пряник с бивнем.

— Время битвы, — пробасил он. — Устрашившийся будет повержен. Какое оружие есть? — спросил пряник строго.

— Ляпачка, — нервно отозвалась Линник. — Вилки вот, я вижу… ножик. Даник, у тебя есть напильник? Если наострить…

— И дымовуха, — весомо сказал Крошка. — Даже две.

— Время битвы, — по-прежнему строго сказал пряник мне. — Делай что умеешь хорошо.

— Ну, хм-хм… — начал я. — Осталось сказать: тебе твоё. Кабан на бак! Случай… Игра… Превращение!

Девочки отступили от порога. Молча.