Дни нашей жизни

Вторая страшная вещь: Инна Константиновна ушла в декрет. Вместо нее пришла Тамара Васильевна. Когда Слава ее увидел, то назвал совком. Было интересно, он имел в виду совковую лопату или совок для мусора? Тамара Васильевна выглядела на сто лет, но впечатление доброй бабули не производила.

Третья страшная вещь: я узнал, что такое декрет. Оказалось, что человек растет в животе у другого человека, а потом вылезает. Конечно, такое без специального отпуска не перенесешь, поэтому с уходом Инны Константиновны пришлось смириться.

Тамара Васильевна мне сразу не понравилась. Она обвиняла меня в том, что я не сам пишу сочинения, а мне «кто-то помогает». Чем больше я старался продемонстрировать ей, что на самом деле умею классно писать, тем упорнее она обвиняла меня в жульничестве и занижала оценки.

Я жаловался родителям, но Слава сказал, чтобы я привыкал. Он сказал:

– Таков путь талантливого человека. Бездари всегда будут пытаться обесценить твою работу.

Тамара Васильевна стала первым бездарем на моем пути. В чем-то ей даже удалось меня победить. Начиная со второго класса я перестал писать хорошие сочинения и ограничивался формальными шаблонными отписками. Чуть позже, научившись пользоваться интернетом, я просто списывал работы оттуда.

Зато Слава, напротив, стал писать чаще. Целыми днями он что-то строчил, а потом запечатывал это в конверт и относил на почту. Однажды он купил игрушки, но они оказались не для меня: он их тоже запечатал и куда-то отправил.

Я, конечно, был очень возмущен. Спросил его:

– Кому это?

Он сказал, складывая игрушки в коробку:

– Детям, у которых нет родителей. В детский дом.

– А письма?

– Тоже им.

Лев в этот момент сидел рядом, с книгой в руках, и определенно напрягся, услышав наш диалог.

– А зачем? – снова спросил я.

– Есть специальная программа помощи детям-сиротам, – начал объяснять Слава, – благодаря которой любой желающий может стать «шефом»: общаться с детьми при помощи писем, присылать им подарки на праздники… Это просто доброе дело.

– А мне кажется, что не просто, – заметил Лев. Голос у него был стальной.

– А что тебе кажется?

– Мне кажется, что ты втираешься к ним в доверие, – объяснил Лев. – Хочешь быть среди соцработников на хорошем счету.

– И зачем мне это?

– Вот и я думаю: когда ты уже сам скажешь зачем?

Я отпрянул от стола с игрушками и пошел в свою комнату. Зря только спросил: сейчас опять поругаются.

С тех пор как я пошел в школу, Лев стал ругаться чаще не только со мной, но и со Славой. Ему не нравилось, что Слава не говорит о важности школьного образования и позволяет мне быть легкомысленным. Слава говорил Льву:

– Брось, он не будет математиком. Он же творческий.

– Еще рано говорить, кем он будет, – отвечал Лев.

Даже мне было заметно, что творчество его бесит. В принципе, ко всем областям, кроме медицины, он относился несколько пренебрежительно. Славины работы он называл «эти твои рисунки». Потому что рисование – развлечение, а не труд. Настоящий труд – спасать жизни людей. Он никогда так прямо не говорил, но это чувствовалось в его отношении к своей профессии и к чужим.

Однажды мы с Львом поругались так, что с этим не сравнится даже ссора из-за сочинения.

Все началось с того, что Игорь и Кирилл сжалились над моим одиночеством и иногда звали меня в гости. Бывало, я начинал с ними скучать, но бывало и ничего: у них дома оказался целый гимнастический комплекс и бассейн с шариками. А вот компьютера не было, поэтому они постоянно просились в гости ко мне. Я, в свою очередь, постоянно придумывал отговорки, почему они не могут прийти.

Звать их к себе я не хотел по нескольким причинам.

Во-первых, опять пришлось бы прятать фотографии. Во-вторых, пришлось бы прятать Льва, а это еще сложнее. В-третьих, я чувствовал, что чем больше общаюсь с одноклассниками, тем сложней мне не проговориться. Однажды я даже случайно сказал «родители», а потом еще целый час умирал от страха, опасаясь, что кто-то это заметил. Но обошлось.

Я смотрел на другие семьи и понимал, что завидую им. Особенно завидовал Игорю и Кириллу: они так просто могут говорить все, что придет им в голову, не должны следить за каждой своей фразой и не чувствуют какой-то титанической ответственности за благополучие собственных родителей. Мне было обидно, что в восемь лет я вынужден вести себя как взрослый.

Даже с детьми у меня не получалось быть ребенком. Мне все время казалось, что они занимаются глупостями. Все время.

И страхи у меня были не детские. Когда кто-то стучался в дверь, я боялся, что пришли за мной. Что я все-таки проговорился и не заметил. Что кто-то узнал о моей семье, будто у меня на лбу написано: «У меня два отца».

«Вот гомики, голубые», – я почти слышал это, читал во взглядах прохожих.

В конце концов я дошел до точки кипения. Придя домой, я с порога заявил:

– Я хочу завтра пригласить друзей в гости.

Хотя мой тон звучал резко и обиженно, родители единодушно согласились.

– А ты будешь дома? – спросил я Льва.