Дни нашей жизни

– Не думаю, что, увидев в квартире двоих мужчин, твои друзья сразу подумают, что у тебя два отца, – заметил он. – Скажешь им, что я какой-нибудь… родственник.

Опять врать. Выдумывать. Подбирать слова. Разыгрывать спектакли.

Резко сдернув куртку с плеч, я бросил ее на вешалку и сказал:

– Только ведите себя как нормальные.

И, пулей заскочив в свою комнату, хлопнул дверью.

Там, забравшись на кровать и обхватив колени руками, я принялся плакать и раскачиваться, будто пытался успокоить сам себя.

Дверь открылась почти сразу. Лев встал на пороге, очень спокойный.

– Поясни, пожалуйста, что значит «как нормальные»? – попросил он. – Чтобы мы ничего не перепутали.

Я молчал. Я знал, что сказал нехорошую вещь, но извиняться за нее не хотел. Она казалась мне абсолютно справедливой.

Лев повторил свой вопрос.

Тогда я проговорил негромко:

– Мне надоело.

От слез у меня дрожали губы и голос.

– Что надоело?

– Так жить надоело.

– А как ты живешь?

Я поднял на него глаза.

– Ничего никому рассказать не могу и никого не могу в гости позвать так, чтобы заранее фотографии убирать не пришлось…

– Это не из-за нас ты так живешь.

– А из-за кого? – с вызовом спросил я. Не дожидаясь ответа, я быстро заговорил: – Я ни в чем не виноват, я ничего не делаю плохого, но почему-то живу так же, как и вы!

– А мы с папой чем виноваты? – спросил Лев.

Была секунда, когда я подумал, что не надо этого говорить. Но злость и обида оказались сильнее любви и здравого смысла.

Очень четко и ровно я сказал:

– Тем, что вы гомики.

Я увидел, как от напряжения у него вздулись желваки, но он остался спокоен.

– Что? – переспросил он.

Он дал мне шанс, сыграл в поддавки. Шанс сказать что-то другое или извиниться. Тогда все кончилось бы нормально.

Но я уже кипел.

– Тем, что вы гомики! – почти закричал я. – Голубые! Пидорасы!

Кажется, я выкрикивал что-то еще. Вываливал на него все ругательства, которые выучил за год в школе. Кричал, чувствуя, как по лицу текут горячие слезы, какой вязкой становится слюна во рту, думал, что надо остановиться, но не мог. И продолжал кричать, пока мой затылок не столкнулся со стеной.

Он ударил меня по лицу. И меня откинуло назад.

Грохнула дверь. Я остался в комнате один.

Я смотрел, как на светлое покрывало кровати быстро-быстро падают капли крови. У меня были разбиты губа и нос. Нос – от его удара, а губу я, наверное, сам прокусил, когда ударился о стену.

Слезы у меня высохли в тот же миг, когда я ощутил удар. Будто кончились. Как у мальчика из моей сказки. Я стал абсолютно спокоен, даже кровь меня не напугала.

Конечно, первая мысль была такой: надо выскочить вслед за ним и закричать, что я ненавижу его больше всего на свете; что он не имеет права меня трогать; что они вообще мне не родители, а никто, особенно он – всего лишь какой-то посторонний мужик.

Но потом я подумал: а смысл? Слава от него не уйдет. Он всегда будет выбирать его, а не меня.

И как дальше с ними жить после того, что случилось?

Никак. Надо уходить.

Я поднялся, чтобы взять рюкзак. Проходя мимо двери, смачно плюнул в нее кровью. Затем аккуратно принялся вытаскивать свои учебники из рюкзака и складывать вместо них одежду, цветные карандаши, компьютерную игру от Лены (на память) и кубик Рубика. Все самое необходимое.

Ночью, когда они будут спать, я соберусь и тихо уйду. Навсегда. Я буду жить как бродяга, потому что я такой и есть, ведь я сирота: моя мама умерла, а отец меня бросил. Мне не положено иметь ни дом, ни семью. Буду жить на улице и писать книги на клочках бумаги, а потом отнесу их в издательство и заработаю много денег. Стану самым известным писателем. И построю себе собственный дом, где буду жить один – так, как захочу. Вместо мужа я заведу жену, и моим детям ничего не придется скрывать, и я никогда не буду их бить. Если вообще захочу детей. Может, мы не будем их заводить. А может, я не стану заводить и жену. Заведу лучше собаку. И буду жить с ней. Один. В своем большом доме с кучей книг.

По-моему, план хороший.

Прогулка под дождем

Я решил не ложиться спать и уйти глубокой ночью. Будильник завести нельзя – родители его могут услышать. Поэтому придется собраться с силами и высидеть хотя бы до трех часов ночи.

Я старался вести себя неподозрительно. Делал все, как обычно, когда был обижен: сидел в комнате, редко выходил, а если выходил, то демонстрировал всем свое недовольство. Слава не заходил ко мне в комнату. Видимо, он слышал, что я сказал, и был согласен со Львом.

Тем лучше. Значит, мне правда стоит уходить.

Я бесшумно взял куртку и кроссовки из прихожей и разместил их в шкафу в своей комнате, чтобы не возиться в коридоре перед выходом.

Ночью я чуть все не проспал. Случайно заснул, но резко открыл глаза, как от какого-то толчка. Будто во сне вспомнил, что пора бежать.

Я посмотрел на часы: 4:30. Сильно задержался, уже скоро утро.

Я прислушался. В квартире стояла абсолютная тишина.

Наспех одевшись, я выскользнул в коридор. Самое сложное – бесшумно открыть входную дверь. У нее щелкающий замок. Оставалось только надеяться, что от этого щелчка никто не проснется.