Мысли хаотично крутились в голове, так что сложно было вычленить хотя бы одну. Но я понял, почувствовал, что он хочет сказать. И проникся.
– Ну что? – спросил он. – Пошли домой?
– Я не помню, откуда пришел, – честно признался я. – Я просто шел, шел… И все.
– Адрес знаешь?
Адрес я знал. В моей куртке даже была специальная бирка с названием нашей улицы и номером дома.
Я назвал ему улицу, и он повел меня за руку.
– Почему ты идешь со мной? – спросил я, решив, что к нему можно обращаться на «ты».
– Знаешь, что такое святочный рассказ?
– Нет.
– Это рассказ, в котором путник встречает замерзшего малыша под Рождество и помогает ему.
– Сейчас осень, а не Рождество, – придирчиво заметил я.
Парень пожал плечами.
– Ну и ладно.
Какое-то время мы шли молча. Я и не заметил, как далеко умудрился уйти: мы шли-шли, а рельсы всё не кончались.
У меня в кармане зазвонил мобильный. Сердце куда-то провалилось. Вот что значит – «в пятки ушло».
Я вытащил телефон и посмотрел на экран. Одновременно заметил две вещи: почти шесть утра и звонит Слава.
Парень заглянул в экран.
– «Папа Слава»? – с насмешкой прочитал он. – Ты что, не нагнал про геев?
– Они меня убьют, – только и ответил я, запихивая телефон обратно.
– Не убьют. Ответь.
– Убьют, – упрямо сказал я.
– Брось, какой смысл искать ребенка и потом его убивать? Если бы они и правда хотели тебя убить, то не стали бы искать – считай, избавились без мокрухи.
Хоть я и не понял, что значит «мокруха», но звучало логично. Пока я думал, отвечать или нет, звонок прекратился.
Не сговариваясь, мы повернулись и пошли дальше. Спустя минуту молчания парень спросил:
– Вот серьезно, да? Прям геи?
– Да, – просто ответил я.
Мне не было дела до его любопытства – я переживал личную драму, фантазируя о том, как со мной расправятся по приходу домой.
Телефон снова зазвонил. Парень остановил меня и выдернул его у меня из кармана. Посмотрел на экран.
– Папа Лев… О боже. – И провел пальцем по экрану.
Затем он объяснял в трубку, что «ваш ребенок» у него, что он нашел меня возле рельсов («Да нет, он шел по рельсам!»), что я в порядке, что я назвал свой адрес и мы уже близко, и чтоб они не волновались. Затем вернул телефон мне.
– Пошли. – Он подтолкнул меня за плечо, но я остался на месте. – Ты чего?
– Он очень злой? – спросил я.
– Да нормальный он. Не злой. Обычный папа Лев. – На последних словах он усмехнулся.
Я пошел за ним, но на подходе к дому меня снова сковал страх. Ведь я совершил дикий, безумный поступок, после которого невозможно вот так просто вернуться.
– Да чего ты тормозишь? – нахмурился парень. – Пошли. Твои геи, наверное, уже с ума сходят.
«Твои геи» прозвучало от него так беззлобно, что на секунду я решил, что, возможно, ненависть к таким семьям, как наша, преувеличена. Случайный человек на улице отдал мне свою куртку, утешил меня, привел домой и даже не кинул на съедение крокодилам, когда узнал, что мои родители – геи.
Может, реальность не так уж и плоха?
На крыльце я вернул парню куртку и поблагодарил его. Он потрепал меня по влажным волосам.
– Ну, я пошел, – сказал я.
– Давай, не боись.
– Ага, я пошел, – снова повторил я. И никуда не пошел.
Он усмехнулся. И вдруг произнес:
– Я был сегодня на рельсах, потому что хотел покончить с собой. Так что и ты меня спас.
Я вылупил глаза и, моргая, уставился на него. Он тоже смотрел на меня.
– Это правда, – сказал он. – А про батю-алкаша – нет. Выдумал, чтобы тебя переубедить.
А вот это меня задело. Я почувствовал себя обманутым и нахмурился.
– Все, иди. – Он сам развернул меня за плечи. – Иди и передавай привет Содому и Гоморре.
Я обернулся.
– Кому?
Парень засмеялся.
– Да проваливай уже.
И я пошел к подъездной двери. Но, прежде чем открыть ее ключом от домофона, я обернулся, и мы долгую-долгую секунду смотрели друг другу в глаза.
Напряжение
Дверь мне открыл Лев. Я задрал голову, чтобы посмотреть ему в лицо, и на секунду мне показалось, что ничего не было. Не было никакой ссоры и вообще ничего плохого. Он смотрел на меня привычным супергеройским взглядом, и казалось, что прямо сейчас можно попросить его поднять меня на руки и покружить в воздухе, как это сделал бы Супермен.
Но я посмотрел на его руку, которой он опирался на дверной косяк, вспомнил, как эта рука сжалась в кулак и ударила меня, и опустил взгляд.
Он молча сделал шаг назад, и я зашел в квартиру. Мы ничего друг другу не сказали.
Из коридора я видел кусок зала – Слава сидел на диване и следил за мной взглядом. Но он тоже ничего не говорил. Я думал, они кинутся на меня с расспросами и нотациями, – но ничего подобного.
Они позволили мне молча снять верхнюю одежду в коридоре, и, лишь пройдя в свою комнату, я услышал за спиной шаги. Как обычно, это был Слава. Он выполнял свою обычную роль дипломатического курьера между несговорчивыми державами.
– Как ты? – спросил он, аккуратно закрыв за собой дверь.
Я пожал плечами:
– Нормально.
Он подошел и ладонями повернул мое лицо к себе, оценивая нанесенный ущерб. Но у меня только губа была прокушена. Он тяжело вздохнул и пригладил мои волосы.
– Прости, – сказал он. – Я должен был вмешаться.