Дни нашей жизни

Что-то внутри меня шаталось. Раньше я думал, что шататься оно стало после случая в кафе, но теперь мне кажется, что еще раньше. Может быть, когда я увиделся с отцом. Или когда меня ударил Лев. А может, еще раньше.

Я словно стоял на неустойчивой конструкции, которая не могла меня выдержать. И когда она рухнет – был только вопрос времени.

Я помню: это был вторник перед уроком технологии. Я такие уроки не очень любил: когда девочки и мальчики расходились по разным классам, мальчики будто бы резко опускались в развитии. Например, в отсутствие девочек Антону всегда доставалось сильнее.

Вот и тогда Илья с Юрой начали его задирать.

– Антон, а ты гвозди забивать умеешь? – покладисто спросил Илья. – Или тебе не нужно, потому что за тебя это будет делать твой парень?

Потом Илья и Юра захохотали так, будто это лучшая шутка на свете. А Антон лишь молча улыбался в ответ. Да что с ним?

Отдышавшись от смеха, травлю подхватил Юра и с неподдельным интересом спросил у Антона, кто он – актив или пассив?

Я не выдержал:

– Может, хватит?

– Че? – только и спросил Илья.

Они не ожидали, что я влезу.

– Какие-то проблемы? – Илья гаденько ухмыльнулся.

Признаться, от этой ухмылки я испытал противный страх. Но надо было продолжать, раз уж начал.

– Это у тебя какие-то проблемы. Почему тебя так волнует секс между мужчинами?

– Слышь, он меня никак не волнует. Я просто прикалываюсь.

– Избегай подобного юмора, – посоветовал я. – Он выдает в тебе придурка.

Илья неприятно прищурился. Резко обойдя свою парту, он приблизился ко мне почти вплотную.

– Что ты сказал?

Собирая в кулак остатки храбрости, я спокойно (очень спокойно!) произнес:

– Ты слышал, что я сказал.

Это сработало: он немного отошел от меня, будто передумав драться. Я мысленно выдохнул, но внешне в лице не изменился.

Илья, однако, не привык проигрывать в спорах.

– А почему ты его защищаешь? – усмехнулся он. – Ты тоже гомик? Вы парочка?

Это меня уже не задело: Илья регулярно таким образом сводил всех, кто ему не нравился. Я был уверен, что в словесном поединке он мне не соперник: он слишком туп, чтобы найти мое больное место.

Но тогда именно тупость и помогла ему это сделать.

– Хотя у тебя, наверное, папаша гомик, – сказал он.

Кажется, я чем-то себя выдал, потому что, глянув мне в глаза, он вдруг обрадовался и продолжил:

– Ну да, все сходится: матери нет, отец не женится, а его сын защищает пидорасов.

– Меня не задевает твой низкосортный юмор, – выдавил я из себя. – Ты реально не в себе. Что тебе всюду мерещится?

– С вами живет какой-то мужик, – выдал он. – Он мне тоже мерещится?

У меня внутри все похолодело. Стало душно.

– Он приходил, когда ты тут чуть не сдох, – продолжал Илья. – И пару раз забирал тебя со школы.

Я убеждал себя, что должен оставаться невозмутимым. То, что говорит Илья, ничего не доказывает. Кто угодно может забирать ребенка из школы – любой родственник, и, пока я хладнокровен, ко мне не подкопаешься.

Но это была только разумная часть меня. Маленькая и незаметная. Я же чувствовал, как реальность куда-то ускользает, и слышал Илью будто через толщу воды.

– Теперь понятно, почему ты защищаешь пидоров. Это ты семью свою так защищаешь, – смеялся Илья. – Слушай, а ты тоже спидозный? Педики же все спидозные, они тебя, наверное, уже заразили.

И вдруг все исчезло. Тревога, посторонние мысли, переживания – все. Меня охватило какое-то леденящее спокойствие и ясное осознание того, что нужно сделать.

Передо мной на столе лежал молоток. Сжав его рукоять в руке, я сообщил Илье совсем буднично:

– Я тебя сейчас убью.

В голове у меня все помутилось. Я точно знаю одно: я замахнулся, но молоток, наверное, кто-то у меня выхватил. Тогда я начал бить Илью кулаками. Не знаю, дрались ли мы стоя, помню сразу: он лежит, я нависаю над ним; держу одной рукой за рубашку, а второй замахиваюсь и бью, бью, бью. Много раз подряд. Он заплакал, но в какой-то момент перестал, а я все равно не останавливался. Сразу несколько рук схватили меня, поставили на ноги, и даже тогда я несколько раз пнул его в живот. И пинал бы дальше, если бы кто-то не оттащил меня в сторону.

Пока я бил его, я повторял:

– Я убью тебя. Я убью тебя. Я убью тебя.

Это я точно помню.

Когда меня отшвырнули, я сел за парту, в которую врезался. Пытался отдышаться, оценить обстановку. Были шум, толпа, крики. Из соседнего кабинета прибежали девочки.

Кто-то тряс меня за плечо.

Кто-то что-то гневно требовал.

У Вилены дрожали губы, и она постоянно повторяла:

– Вызовите скорую. Вызовите скорую…

Вдруг стало тихо, ребята расступились.

– Объясните мне, что произошло! – раздался звонкий голос нашей классной. – Немедленно!

Вилена, теми же дрожащими губами, произнесла:

– Ирина Борисовна… Мики…

Все посмотрели на меня.

Я посмотрел на свои руки.

Чья на них была кровь – моя или Ильи, я теперь уже не знаю.

Урод

В кабинете школьного инспектора был стойкий канцелярский запах. Инспектор сел за необжитый стол, начал раскладывать перед собой какие-то бумаги. Справа от меня сидела психолог, слева – Слава.