Поговорить мне было не с кем. Парадокс заключался в том, что я находился в окружении людей, которые могли бы меня понять и сказать что-нибудь толковое: и Ярик, и родители. Но я боялся. Боялся обидеть Ярика своей жестокостью, боялся растоптать его чувства. Боялся стать разочарованием родителей, еще одним камнем в их огород.
И я молчал. С Глебом мы перебрасывались лишь короткими репликами, которые касались исключительно происходящего между нами в тесной кабинке. Наверное, лишь однажды, приводя себя в приличный вид после очередного такого действа, мы заговорили. Он назвал меня своим парнем, а я сказал:
– Я не твой парень.
– Разве?
– У нас же не отношения, чтобы ты так меня называл.
– А что это? – Он как-то неопределенно повел рукой.
Я честно подумал. Сказал неуверенно:
– Это… ничто. Отношения строятся на любви, а не на… этом.
– Я тебя люблю, – очень легко сказал Глеб. Слишком легко. Так о любви не говорят.
– Ты не можешь меня любить, потому что ты меня не знаешь, – ответил я.
И больше мы не разговаривали.
В какое же животное я превратился… Жадное и изголодавшееся животное. С этим знанием о себе я стал одиноким, абсолютно одиноким и отгородился от всех своим скафандром.
Клеймо
Все выходило из-под контроля. Во вторник я не пошел в школу.
Накануне Глеб сказал, что завтра его родителей не будет дома до вечера и он планирует остаться дома. Не хочу ли я тоже?.. У него.
Я сказал, что не хочу. Сразу сказал, даже не рассуждая. Глеб криво усмехнулся:
– Не любишь комфорт? Больше нравится в туалете?
Я не ответил на его иронию, но с той минуты мысли о квартире, в которой никого не будет и в которой мы можем делать все что угодно, не боясь быть застигнутыми, меня не отпускали. Я думал об этом на всех уроках, ведя внутренний спор с самим собой.
Мой здравый смысл кричал, что нельзя к нему идти, однозначно нельзя. Ведь там все может зайти как угодно далеко.
В ответ на эту мысль возникала уже какая-то другая, неподвластная разуму: все может зайти как угодно далеко, и именно этого я хочу.
Утром я встал с ясным намерением пойти в школу, добросовестно собрался и сложил учебники в портфель. Уже у самого выхода получил сообщение от Глеба: «Я остаюсь дома, приходи, если передумаешь».
Я ничего не ответил, но про себя мрачно решил: «Не передумаю».
До школы мы шли вместе с Ваней. Он подпрыгивал и увлеченно рассказывал мне про какой-то супергеройский фильм, через каждую фразу уточняя:
– Круто, да?
А я апатично кивал:
– Угу. – Хотя не слушал.
Подходя к школе, я неожиданно для самого себя сказал Ване:
– Иди вперед. Мне нужно завязать шнурок покрепче. – И присел, делая вид, что действительно затягиваю шнурки.
Ваня без лишних вопросов так же радостно ускакал вперед, где, едва шагнув за школьные ворота, оказался в кругу друзей. Он был совсем другим, удивительно непохожим на меня.
А я остался за воротами и глупо стоял как истукан. Воровато оглянувшись, пошел назад – к остановке. Заметил, что веду себя подозрительно: постоянно верчу головой в страхе наткнуться на знакомых.
Как бы растягивая время, я зашел в ближайшую кофейню и взял кофе, хотя не люблю его. Сначала хотел взять чай или какао, но мне вдруг пришла в голову странная мысль, что с кофе я буду выглядеть значительнее. Не знаю для кого, все равно никто бы не понял, что у меня в стаканчике. Ну а еще кофе ассоциируется со всякими страданиями и раздумываниями «о нем». А мне как раз надо было «о нем» подумать.
Выйдя, я сел на лавочку, исписанную маркерами. Самая яркая надпись гласила, что «Юля – шлюха». Мне стало жаль незнакомую Юлю, ведь, скорее всего, она этого не заслуживает. А я заслуживаю. Если кто-нибудь так написал бы про меня, я бы вообще не обиделся.
Я допил кофе и осознал: за это время уже раз пять можно было вернуться в школу, даже не опоздав.
Нужный автобус подъехал к остановке почти сразу, и я заскочил в него быстрее собственных мыслей, которые начали бы уговаривать меня: «А может, не надо?» Но я так устал от этого бесконечного спора… И поэтому заскочил. То, что я оказался внутри, означало только одно: я сбежал от школы, от Вани и от возможности передумать.
Мысли в моей голове были абсолютно противоречивыми, будто бы надерганными от разных людей и сложенными слипшейся кучей в моем буйном черепке.
Я думал, что есть еще шанс не наделать глупостей. Выйти на следующей же остановке и вернуться домой. Я в любой момент могу вернуться, даже если буду уже у него, смогу отказаться и пойти обратно.
И вместе с тем я фантазировал о том, что мы будем делать, как далеко я готов зайти и нужно ли что-то заранее обсудить. Если нужно, то что?
Я думал и думал, и это почти физически сдавливало мой мозг. Одна половина меня была в ужасе от принятого решения, вторая – в экстазе рисовала себе самые смелые желания.
Мне казалось, что другие люди в автобусе смотрят на меня с осуждением, будто я как-то неестественно себя веду, будто знают, куда я на самом деле еду.