Дни освобождения. Laibach и Северная Корея

По словам Мортена Тровика, творческого союзника Laibach и визионера, стоящего за организацией концерта, правда в том, что и словенских музыкантов, и Северную Корею неверно понимают[13]. Laibach образовались в десятилетие перед распадом Югославии, где они инсценировали то, что Жижек называет «агрессивной противоречивой смесью из сталинизма, нацизма и идеологии почвы и крови»[14]. Однако их инсценировки не были ни сарказмом, ни цинизмом, ни мимикрией, как обычно считается, но демонстрацией крайней идентификации или «сверх-идентификации», как это называет Жижек, с символами и ритуалами правящей идеологии, которая временно приостановила свое «нормальное функционирование»[15]. В контексте позднего социализма Советского Союза Алексей Юрчак исследует концептуальный аппарат такой инсценировку сквозь призму эстетики «стёба» – практики сверх-идентификации с формой доминирующей идеологии, используемой Laibach и другими художниками и экспериментальными группами, из-за которой невозможно определить, является ли их выступление «искренней поддержкой объекта, тонкой насмешкой над ним или странным сочетанием одного и другого»[16]. По его словам, в лучших примерах жанра «подчас субъект стёба сам избегал проводить явную границу между этими, казалось бы, взаимоисключающими отношениями к объекту, удивительным образом сочетая в себе искреннюю поддержку с насмешкой»[17].

Специфический подход группы к жанру каверов – особенно на популистские и националистические гимны (такие как «Life is Life», «In the Army Now», «The Final Countdown») – также не позволяет определить их музыку как просто прото-тоталитарную или субверсивную имитацию. Сверх-идентифицируя себя с таким музыкальным материалом, группа подчеркивает то, что Юрчак называет «тоталитарной основой массовой культуры»[18]. Расширяя далее эту «миметическую критику», группа дистанцировалась от понятия «перепевки», предпочитая называть это «новыми оригиналами» или копиями без оригинала, что подчеркивает Алексей Монро в своих многочисленных работах, посвященных Laibach[19]. Подход Laibach к концерту в Пхеньяне ничем не отличался – они вдохновлялись широко известным и любимым в Северной Корее фильмом-мюзиклом «Звуки музыки». Эту основу они замысловато напитали корейской социалистической символикой, образами родной земли и любопытным вневременным ощущением – вполне в духе благонравной эстетики фильма, в то же время незаметно создавая ощущение непонятного нечто, темной материи, пустоты.

Что еще сказать об этом «грядущем освобождении»?

Освобождение, разыгранное Laibach на сцене во время их концерта ко Дню освобождения, было освобождением в самом широком смысле, потому что им удалось соединить взаимоисключающие интерпретации в одной плоскости, и в то же время остаться вне времени и пространства. Оно может значит освобождение Кореи от японского колониализма. А может подразумевать музыкальное раскрепощение. Или освобождение в либерально-демократическом понимании свободы, независимости и стремления к личному счастью. В этом смысле освобождение может также обозначать необходимость, призвание, моральную прерогативу освободить народ Северной Кореи от ига тоталитаризма. Например, Грег Скарлату, исполнительный директор Комитета по правам человека в Северной Корее, заметил, что «хотя концерт вряд ли станет серьезным вызовом для северокорейской власти, влияние на обыкновенных граждан искусства и культуры внешнего мира может быть для них полезным»[20].

В этом заявлении содержится несколько установок: что концерт – это одностороннее влияние и что необходимо различать внешнее и внутреннее, государство и народ, искусство и пропаганду. Именно этим занимаются Laibach: обнажают работу политического аппарата в подобных заявлениях. Следовательно, освобождение – это еще и столкновение амбициозно замкнутых (кем-то) пространств, которые каким-то образом стали восприниматься как изначально оторванные, самостоятельные сущности.