Читаем Дни, полные любви и смерти. Лучшее полностью

История, рассказанная в баре, – по крайней мере, отчасти. В нее вплетается другая история, поведанная десятилетиями раньше тому же человеку, но другим рассказчиком, парнем из Малайзии по имени Галли, с которым повествователь (автор) познакомился, служа на военной базе в Индонезии. На малайского гостя снизошло новое вдохновение: Галли получил доступ к американским комиксам. Его история, которая начинается с «мелодии флейты, как она взмывает ввысь» и заканчивается тем, как «затихает мелодия флейты», создает гармоничное ощущение целостности, однако в нее, мешая рассказчику, «постоянно встревают куски» другой истории (о трех солдатах, пропавших на индонезийском острове в 1945 году). В конце концов тем не менее обе истории сливаются в единую и очень странную сагу, которую повествователь (как бы он ни протестовал) превращает в третью историю, ту, которую мы, собственно, и читаем.

Атрибуты истории хорошо знакомы поклонникам Лафферти: кровожадный, но колоритный пират; упрямая молодая женщина, отказывающая в близости; жестокий замысел, сорванный хитроумным трюком. Постоянного читателя Лафферти не удивляют ни идеализированные изображения пиратов, ни то, что Эндрю Фергюсон назвал «расчлененкой и жуткими описаниями смертей». Что поражает, так это внезапное появление табуированной темы инцеста, о чем Лафферти никогда не писал. Брутальный, но романтичный Уилли Джонс в конце концов покоряет Маргарету, дочь человека, которого убил, и вкушает сладость ее любви. Но он игнорирует ее требование не возвращаться к пиратскому промыслу, и она придумывает изощренную месть – навсегда лишает его возможности «взять ее на абордаж», ведь в этом случае он рискует совершить инцест. Поскольку и сама Маргарета, и ее взрослая дочь (точная копия матери) одновременно и живы и мертвы, гротескная семейная мелодрама приобретает совсем уж фрейдистский характер, и в итоге отец, мать и дочь, объединившись во зле, начинают заманивать на остров мужчин и убивать их, прежде чем те успеют толком «порезвиться» с одинаковыми прелестницами.

Этот клубок ярости и неутоленной похоти, тайного желания инцеста и жажды убийства неожиданно разматывается в еще одной истории из бара, которую рассказывает американский солдат – единственный уцелевший на острове Уилли Джонса и сбежавший оттуда в 1945 году. Теперь, спустя двадцать лет, на пути к дому он мечтает лишь об одном: вернуться обратно. Малайская народная сказка, модернизированная комиксом о Чудо-Женщине, в сочетании с многочисленными элементами мифов об инцесте – такими, например, как неразличимые мать и дочь или загадочные существа, мертвые, но все еще живые, – воскрешает в памяти собирательный образ Belle Dame Sans Merci[100], безжалостной красавицы, которая опустошает души мужчин холодностью и вечными отказами. Довольно необычный рассказ, даже для Лафферти. Не говоря уж о големах (которые на самом деле не големы, а нечто другое) или странных пограничных явлениях вроде «срединного состояния» между жизнью и смертью (в нем пребывают мать и дочь) и подземного «срединного мира», в котором солдат готов заблудиться навсегда.

И при чем здесь тогда название? В рассказе же нет никаких скал. Солдат, возвращающийся туда, где его ждет смерть, вспоминает двух женщин: они «были – прямо огнедышащий вулкан!.. Стройные да крепкие, точно горы, и мы залезали им на плечи, как на гору. Аж дух захватывает! Плечи – будто хохочущая скала. Качало здорово…».

Этот странный образ (совсем непохожий на плечи, которые принято воспевать) вызывает ассоциации с рассказом Лафферти «Покорители скалы», опубликованным годом позже. Утес, который, как автор объясняет сразу, больше похож на шпиль, как и оборот «залезать на плечи» или эоловый столб в «Продолжении на следующем камне», – недвусмысленная синекдоха. Это символ вековечного мужского влечения, губительного, как и в «Продолжении на следующем камне», – и для мужчины, одержимого страстью, и для объекта его желания.

Но так или иначе, использование автором скалы как символа подавленной сексуальности остается недопроясненным, равно как и причины, по которым он предложил измененную версию исчезновения солдат в романе 1971 года «Дьявол мертв». «В мире есть всего-навсего одна история», – напоминает Галли-рассказчик, и версия, изложенная в «Хохочущей скале», дарит нам ощущение легенды, тонкого юмора, виртуозности письма. А если кому-то нужна абсолютная ясность, так пусть обратится к другим авторам.

Хохочущая скала[101]

– Между десятью и половиной одиннадцатого утра, первого октября тысяча девятьсот сорок пятого года, на острове, который иногда называют Пулау-Петир, а иногда – остров Уилли Джонса (на карте обозначено совсем другое название) бесследно исчезли трое американских солдат.

Говорю вам, я туда вернусь! Эти ликующие руки, от них и смерть принять не страшно! Вернусь, и точка! Стоп, держите меня!

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир фантастики (Азбука-Аттикус)

Дверь с той стороны (сборник)
Дверь с той стороны (сборник)

Владимир Дмитриевич Михайлов на одном из своих «фантастических» семинаров на Рижском взморье сказал следующие поучительные слова: «прежде чем что-нибудь напечатать, надо хорошенько подумать, не будет ли вам лет через десять стыдно за напечатанное». Неизвестно, как восприняли эту фразу присутствовавшие на семинаре начинающие писатели, но к творчеству самого Михайлова эти слова применимы на сто процентов. Возьмите любую из его книг, откройте, перечитайте, и вы убедитесь, что такую фантастику можно перечитывать в любом возрасте. О чем бы он ни писал — о космосе, о Земле, о прошлом, настоящем и будущем, — герои его книг это мы с вами, со всеми нашими радостями, бедами и тревогами. В его книгах есть и динамика, и острый захватывающий сюжет, и умная фантастическая идея, но главное в них другое. Фантастика Михайлова человечна. В этом ее непреходящая ценность.

Владимир Дмитриевич Михайлов , Владимир Михайлов

Фантастика / Научная Фантастика
Тревожных симптомов нет (сборник)
Тревожных симптомов нет (сборник)

В истории отечественной фантастики немало звездных имен. Но среди них есть несколько, сияющих особенно ярко. Илья Варшавский и Север Гансовский несомненно из их числа. Они оба пришли в фантастику в начале 1960-х, в пору ее расцвета и особого интереса читателей к этому литературному направлению. Мудрость рассказов Ильи Варшавского, мастерство, отточенность, юмор, присущие его литературному голосу, мгновенно покорили читателей и выделили писателя из круга братьев по цеху. Все сказанное о Варшавском в полной мере присуще и фантастике Севера Гансовского, ну разве он чуть пожестче и стиль у него иной. Но писатели и должны быть разными, только за счет творческой индивидуальности, самобытности можно достичь успехов в литературе.Часть книги-перевертыша «Варшавский И., Гансовский С. Тревожных симптомов нет. День гнева».

Илья Иосифович Варшавский

Фантастика / Научная Фантастика

Похожие книги