Дни, полные любви и смерти. Лучшее

Они находились внутри самого главного и неизменного момента, и он никак не кончался, не мог кончиться, он все длился и длился. Что бы теперь ни происходило, оно будет происходить за скобками этого момента.

– Давайте-ка обсудим еще раз, – предложил Икар спустя некоторое время. (Нет-нет, ни времени, ни тем более некоторого времени в этом моменте не было; ну разве что за скобками.) – Надеюсь, это последнее обсуждение. Сейчас мы внутри собственного пространства, вне времени и движения. Но Земля, уж какая есть, надвигается на нас с огромной скоростью и наглостью.

– Но для нас она ничто! – вдруг возмутился Карл Флигер в своей хтонической, первобытной страсти. – Мы разнесем ее вдребезги! Мы разобьем ее, как тарелочку для стрельбы! Да как смеет она мчаться на нас, словно взбесившаяся собака? Стоять, мир! К ноге, псина! К ноге, я сказал!

– Мы говорим одному миру «Взойди!», и он восходит. Другому командуем «Рядом!», и он подчиняется, – высказался Икар, купаясь в расслабленном ритме Неба.

– Пока еще не совсем, – возразил Джозеф Алдзарси. – Завтра мы будем готовы, но пока еще нет. Возможно, мы разбили бы мир как тарелочку для стрельбы, если б захотели, но тогда мы перестанем быть его хозяевами.

– Но мы всегда можем создать другой мир, – резонно заметила Велкин.

– Безусловно, но этот – наша проверка. Мы сойдем к нему, когда он сядет, как собака. Мы не позволим ему наброситься на нас. Сидеть! Место, я сказал!

И стремительно приближающийся мир испуганно замер.

– Спускаемся, – объявил Джозеф. – Мы позволим ему подняться, только когда окончательно его приручим.

(«И наклонили они небеса и сошли».)

И снова трое дернули за кольца. Парашюты вышелушились из рюкзаков, распустились и рванули стропы. Четверо скайдайверов держались вместе, пучком, в их главном, неизменном моменте; но на подходе к земле их разбросало на пятьсот ярдов.

– Велкин, у тебя сегодня вообще не было парашюта! – В глазах Икара сквозило изумление с примесью страха. – Так вот чем ты отличалась от нас.

– Да, кажется, не было. А зачем брать с собой ненужные вещи? Не понимаю, зачем я вообще таскала это старье.

– Выходит, сегодня мы были готовы, но не знали об этом, – решился заявить Джозеф. – Хорошо, в следующий раз парашюты не берем. Все оказалось проще, чем я думал.

Ночью Велкин навестила Неботорговца. Не обнаружив того на месте, она отправилась на поиски. Окутанная облаком фунгоидных ароматов, она спускалась все ниже и ниже в гулкое и сырое подземелье. Она проходила по коридорам рукотворного происхождения, естественного происхождения и неестественного происхождения. Некоторые из них и вправду были когда-то построены людьми, но со временем обветшали и превратились в диковинные глубокоземные пещеры. Велкин спустилась в беспросветную тьму, туда, где маленькие создания источают призрачный свет. Но свет этот был обманчив, как, впрочем, и сами создания: мертвенно-бледный разросшийся мицелий, карикатурные ложные шампиньоны, уродливые сморчки, гадкие бледные поганки. Подслеповатыми фонариками светился в темноте молочно-серый млечник; голубовато-белым отсвечивала хитрая говорушка и желтоватым – белый мухомор. Нездоровый призрачно-белый свет исходил от самого опасного и необычного из всех – красного мухомора. Его-то и собирал крот.

– Крот, дай то, что лучше хлеба, для лихой бригады Неба, для русалки воздушных потоков, королевы полетов высоких! – Слова Велкин отозвались громом в стоячем воздухе подземелья.

Она все еще парила в Небе, но оно уже оставляло ее, и прикосновения унылой реальности становились все грубее.

– Неба? Для толпы пустозвонов и их богини, той, что с сердцем и с костями пустыми?

– Ага, и посвежее. О, я хочу свежего-пресвежего Неба! – воскликнула Велкин.

– Свежесть – не наша категория, – возразил продавец Неба. – На самом деле ты хочешь несвежего Неба. Да-да, очень несвежего! Хорошо выдержанного, на котором и плесень уже заплесневела.

– Который из них, а? – поинтересовалась Велкин. – Как называется тот, из которого ты делаешь Небо?

– Красный мухомор.

– Разве это не просто ядовитый гриб?

– Нет, это больше чем гриб. Это нечто таинственное. При повторной ферментации его яд превращается в наркотическое вещество.

– Фу, как банально – наркотик!

– Но не просто наркотик. В нем есть что-то еще, особенное.

– Да нет же, вовсе не наркотик! – протестующе произнесла Велкин. – Это освобождение! Это сокрушение мира! Это абсолютная высота! Это полет и сама отрешенность! Это венец всего! Это высокое искусство.

– Хорошо, девушка, это искусство. Это самое высшее и самое низшее из всего созданного.

– Да нет же, – снова запротестовала Велкин, – не из созданного. Не из рожденного и не из сделанного. Я бы такого не вынесла. Это наилучшее из несозданного.

– Вот, бери, – проворчал продавец Неба, – и ступай с миром. Что-то живот у меня крутит…

– Иду! – воскликнула Велкин. – Но обещаю вернуться много-много раз!

– Не вернешься. За Небом не возвращаются много раз. Вот и ты больше не вернешься. Хотя нет, может, еще разок. Да, пожалуй, еще разок.