– Ну, что до этого… – протянул Икар (и миллион лет минул), – хотелось бы взглянуть на один объект из моего прошлого… – (и минул еще один миллион лет), – он называется «мир».
– Ну так удовлетвори любопытство, – посоветовал Карл. – Или не знаешь, как сотворить мир?
– Знаю, но будет ли он тем же?
– Постараешься – будет. Он будет таким, каким ты его сделаешь.
И Икар Райли сотворил мир. Но он не слишком старался, и мир получился не совсем таким, как раньше, хоть и похожим.
– Хочу посмотреть, осталось ли там кое-что из моего, – заявила Велкин. – Подвинь-ка его поближе.
– Вряд ли там будет что-то из твоего, – сказал Джозеф. – Вспомни, сколько миллиардов лет прошло.
– Оно будет там, если я помещу его туда, – возразил Икар.
– К тому же ты не сможешь пододвинуть мир ближе. Дистанции теперь бесконечны, – добавил Карл.
– Зато могу подстроить фокусное расстояние, – опять возразил Икар и так и сделал.
Мир неизмеримо приблизился.
– Мир помнит нас, как щенок – хозяина, – сказала Велкин. – Смотрите, он прыгает на нас.
– Скорее, как лев, который хочет добраться до охотника, забравшегося на дерево подальше от когтей, – проворчал Икар, предчувствуя недоброе. – Но мы-то не на дереве.
– До нас ему не дотянуться, как ни старайся, – парировала Велкин. – Пора спускаться.
(«И наклонили они небеса и сошли».)
Очень странная вещь приключилась с Рональдом Колибри, когда он коснулся земли. Казалось, у него начался припадок. Его лицо обмякло, на нем отразились боль и ужас. На призывы он не отвечал.
– Рональд, что случилось? Не молчи! – отчаянно молила Велкин. – Ой, что это с ним? Кто-нибудь, помогите!
Тут с пилотом стало происходить совсем уж невероятное. Он начал складываться и разрушаться, снизу вверх. Кости медленно лопались и протыкали кожу изнутри, внутренности вылетали наружу. Рональд сплющивался. Дробился. Расплескивался. Разве возможно, чтобы человек расплескивался?
Затем приступ настиг Карла Флигера: та же вялость и ужас на лице, то же складывание и разрушение снизу вверх – такая же отвратительная последовательность.
Следующим в состояние разрушения вошел ничего не понимающий Джозеф Алдзарси.
– Икар, что с ними происходит?! – кричала Велкин. – И что это за звук – долгий громкий «бу-у-ум»?
– Они мертвы. Как это возможно? – оторопело бормотал дрожащий Икар. – Ведь смерть – во времени, а мы вне его.
Но и он испытал на себе неумолимую поступь времени, когда соприкоснулся с землей, разрушаясь и растекаясь еще отвратительнее, чем остальные.
И Велкин тоже коснулась земли, врезалась в нее… и что потом?
Она услышала звук – долгий громкий «бу-у-ум».
(Прошло еще миллион лет, а может быть, несколько недель.)
Трясущаяся старуха на костылях ковыляла по темным проходам в глубине «Скал». Слишком старая, чтобы быть Велкин Алауда, но не слишком старая для Велкин, прожившей миллионы лет вне времени.
Нет, она не погибла. Она же была легче остальных. К тому же она дважды проделывала это и не получила ни единой царапины. Но это было еще до того, как она познала страх.
Естественно, ей сказали, что ходить она больше не сможет. И вот самым неестественным образом она ковыляет на костылях, влекомая запахом плесени, эхом и сыростью, в абсолютной темноте, туда, где маленькие создания неправильной формы источают неверный свет. Она хочет лишь одного, без чего не может жить.
– Неба для старой разбитой карги! Неба пакетик, спаси, помоги! – проскрипела Велкин старушечьим голосом; но ответом было лишь эхо.
Разве продавец Неба должен жить вечно?
Хохочущая скала
Рассказ «Cliffs That Laughed» завершен в июле 1966 г., доработан в августе 1966 г., апреле 1967 г. и опубликован в журнале «Magazine of Horror» в марте 1969 г. Включен в авторский сборник «Strange Doings» («Странные дела», 1972).
Предисловие[99]
Этот рассказ вышел в марте 1969 года в журнале «Мэгэзин ов хоррор», мало подходящем для произведений Р. А. Лафферти (журнал издавал Роберт Лаундес, который напечатал когда-то несколько ранних рассказов Лафферти и безусловно знал о нем предостаточно). Вторично рассказ вышел в 1972 году в сборнике «Странные дела» и с тех пор почти не переиздавался. Но его точно не отнесешь к жанру хоррора, хотя, возможно, здесь сыграл роль эпизод из той области, которую Фрейд называл «ужасом инцеста».
Так что же это, собственно, за рассказ?