Впервые этот рассказ Лафферти я прочитала больше сорока лет назад, осенью 1975 года. Время я помню точно. Я училась в магистратуре и записалась на курс по научной фантастике. Книга, которую нам рекомендовали, называлась «Размышления: введение в литературу через фэнтези и научную фантастику», составитель Томас Э. Сандерс[83]
. Сборник включал в себя стихотворения, три эссе и сорок один рассказ. Это я знаю точно, потому что книга до сих пор у меня. Авторы там представлены самые разные, начиная от предтеч жанра вроде Натаниэля Готорна, Германа Мелвилла и Редьярда Киплинга. Потом шли писатели сороковых годов, такие как Уолтер ван Тилберг Кларк, Мюррей Лейнстер и Джудит Меррил, и, наконец, множество рассказов поновее от тогдашних звезд вроде Роберта Сильверберга, Теодора Старджона, Роберта Шекли.Я купила книгу и прочла ее от корки до корки в первые же выходные.
Среди рассказов мне попалось и «Продолжение на следующем камне». Я прочитала его и на некоторое время озадачилась. Потом прочитала еще раз и поняла: этот рассказ другой. Не такой, как все. Ясно, что он о любви, но не похож на то, что я читала прежде. Герои – Магдалина и Антерос – кажутся странными, если не сказать безумными. По сути, они и есть безумцы. Одержимый любовью, он следует за ней сквозь время, оставляя любовные письмена на камнях в культурных слоях. Она отвергает его, и каждый раз это ее отторжение – что-то вроде ритуала, часть любовной или смертельной игры.
Текст написан замечательно, изображение героев поражает, интонация идеально балансирует между иронией и страстью – той страстью, которая способна уничтожить. И мыслями я постоянно возвращалась к этому рассказу.
Много лет спустя один из бывших преподавателей, позже ставший моим другом, признался, что обожает прозу Лафферти, и подарил мне переплетенные гранки сборника «Железные слезы», выпущенного издательством «Эджвуд пресс» в 1992 году (эта книга у меня тоже хранится до сих пор). Я поблагодарила его, но первой моей реакцией все же было возмущение – в сборнике не оказалось «Продолжения на следующем камне».
Мое восхищение рассказом, который я только что снова перечитала, с годами лишь усилилось. Достаточно уже того, что любовная лирика Антероса, помимо всего прочего, уникальна: «Ты – приволье диких свиней в щавеле и великодушие барсука. Ты – переливы змеиной кожи и парящий полет грифов. Ты – страстность мескитовых кустов[84]
, зажженных ударом молнии. Ты – безмятежность жаб».Именно так – уникальная любовная лирика. Почему, ну почему ни один мужчина в жизни не сказал мне, что я – великодушие барсука, не говоря уж о безмятежности жаб? Почему, спрашиваю я вас?
Может, если бы я была такой, как Магдалина…
Продолжение на следующем камне[85]
В Большой Известняковой долине есть место, где стоит эоловый столб, издали немного похожий на дымоход. Накренившись набок, он привалился к расположенному рядом более молодому холму-кургану. Сложен столб из плотного сланца и так называемого песчаника Доусона, тесно переплетенных между собой. Он формировался, начиная с ледникового периода, в пойме рек Кроу-Крик и Грин-Ривер, которые за это время не меньше пяти раз становились полноводными.
Этот «дымоход» лишь немногим старше человечества и ненамного моложе травы. Он возник в результате выдавливания пород из земной коры и последующей работы ветра и его помощников: жары, мороза, капель дождя и струек воды. Вымывая и выдувая более мягкие породы, они создавали форму, отдаленно напоминающую творение рук человеческих.
Как раз туда, где эоловый столб привалился к холму, прибыла экспедиция из пяти ученых. Подземные залежи известняка их не интересовали: будучи не геологами, а археологами, они собирались изучать холм-курган искусственного происхождения, а заодно немного позаниматься эоловым столбом.
Слои времени располагались здесь не по порядку, а словно сгрудились в кучу, из которой выпирали жилы и нагромождения – штрихованные и полосчатые пласты, вознесшиеся на высоту, а затем искрошенные и источенные.
Ученые ехали по сухому руслу реки и до места добрались после полудня. Разгрузив прицепной трейлер, разбили лагерь. По большому счету в нем не было необходимости: всего-то в паре миль, возле шоссе, стоял приличный мотель, и туда вела грунтовая дорога. Логично было бы ночевать в уютных номерах, а утром возвращаться на участок. Но Терренс Бёрдок считал иначе: чтобы проникнуться духом раскопок, говорил он, нужно жить на природе возле них.
В группу ученых входили: Терренс Бёрдок, его жена Этил, Роберт Дерби и Говард Штайнлезер – люди красивые и уравновешенные – и Магдалина Мобли, которую ни красивой, ни уравновешенной не назовешь. Но она была словно наэлектризованная, она была что-то с чем-то.
Разбив лагерь, пятерка потратила остаток дня на осмотр формаций. Геологические пласты они видели не раз и примерно догадывались, чего можно ожидать.