ДНК. Твои не родные

— Нет, это ты играешь ее жизнью, а предлагаю тебе обустроить ее как можно лучше. Или я уже настолько противен тебе, что ты готова отказаться от возможности дать шанс твоей дочери? Или тебе наплевать на нее так же, как и на меня было насрать в свое время?

Дернулась и в глазах всплеснулось пламя едкой ненависти отражаясь внутри меня болью. Да, оказывается я к этому не был готов при всей моей ненависти к этой дряни я не готов был получать удар за ударом от нее и мне до зубовного скрежета хотелось дать ей сдачи. Сделать точно так же больно, размазать, поставить на колени. А самого корежит от ее близости и понимания, что по-прежнему никогда не будет. Схватил ее за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. Сильно сдавил, явно причиняя боль.

— Молчишь, нечего ответить? Как и тогда молчала?

Впилась в мою руку дрожащими пальцами холодными и такими маленькими.

— Я не молчала. Ты не дал сказать.

Словно задыхаясь.

— Что сказать? Слушать твою проклятую ложь? Да, я не хотел. Зачем?

— Я не лгала. Ты хотел считать все мои слова ложью. Ты! Убивал меня каждым словом. Резал меня на живую. Ты разрушал нас обоих и душил мою любовь голыми руками. Смотрел мне в глаза и душил. И знаешь? Я не жалею, что ты ее задушил во мне, что кроме ненависти у меня к тебе ни черта не осталось. Ты можешь только заставить меня тебя бояться! А еще…да, ты можешь меня купить. Ты прав! Ради дочери я пойду на что угодно! И раздвину ноги перед кем угодно! Молча и покорно! Ты это хотел услышать?

Я почувствовала, как в груди разрывает от боли, как становится от нее нечем дышать и глаза застилает от бешенства. От того, что посмела мне это говорить. Посмела плевать в меня своей ядовитой правдой. Лучше б молчала. Меня затрясло от злости. Каждый мускул в теле завибрировал от нее, напрягся до предела, готовый порваться и воздух вокруг начал раскаляться. Сучка. Наглая дрянь, которая смеет еще и корчить из себя жертву. Сколько раз меня убила ОНА просто своим существованием и вот этими глазами, в которых больше не плескалась любовь ко мне. А может я ее себе придумал? Увидел там на остановке и нафантазировал то, чего никогда не было и быть не могло.

Замахнулся и ударил по щеке, а потом с рыком набросился на ее маленький розовый рот, которым она посмела заявить мне, что будет со мной лишь потому что готова раздвинуть ноги перед любым, кто позаботится о ее дочери. Во рту появился привкус ее крови и на хрен взорвал мне вены адреналином и самой грязной похотью. Как тогда в стриптиз клубе. Я не целовал ее, я ее сжирал, кусал ее рот, вбивался в него языком, пригвоздив к двери и ломая сопротивление. Она вначале отчаянно вертела головой, а потом затихла, открыла рот, позволяя мне врываться в него языком. И эта равнодушная покорность будила во мне зверя. Я отстранился от ее губ и глядя в ненавистные глаза прохрипел:

— Перед любым не придется. Раздвинешь только передо мной. Моя шлюха! Только моя! Узнаю про других — убью, тварь!

Никогда и ни с кем я не был настолько жесток, как с ней. С той, которую когда-то боготворил и носил на руках, а сейчас мечтал лишь изощренно замучить, довести до грани, как она довела меня. Но, бля***ь, какой же я сейчас живой, втягивая ртом ее дыхание и сдавливая ребра голодными руками. Отстранился на мгновение, а она вытерла тыльной стороной ладони рот и процедила.

— Что такое? Что ты остановился? Давай! Трахай! Больше чем сейчас я уже не смогу тебя ненавидеть. Больше не бывает!

Я стиснул челюсти, пропитываясь каждым ее словом, пропуская его как ток через самое сердце. Вот и поговорили. Наконец-то я услышал правду. И внутри меня дико корчилась в смертельной агонии надежда. Оказывается, я готов был ей поверить. Я давал ей столько шансов мне солгать.

— Зачем тогда было притворяться столько времени пока со мной жила?

Почти проорал ей в лицо, одной рукой схватив за горло, а второй за талию и отволок к столу, смел с него на хер все что там было и плашмя уложил ее на спину на столешницу. Синие глаза распахнулись от ужаса и зрачки снова расширились. Боишься? Вот и хорошо бойся. Пусть страх. Плевать. Хоть что-то я от тебя получу.

— Чего ты хотела от меня? Денег? Хорошей жизни? Зачем, мать твою?

А она опять молчит, как и тогда, когда я душил ее там у себя дома, у стены. Снова, мать ее, молчит! И это молчание убивает, вспенивает кровь. Я стиснул ее шею еще сильнее и тряхнул.

— Отвечай!

— Денег, хорошей жизни. Да, всего этого я от тебя хотела.

А сама не смотрит на меня, смотрит куда-то в никуда и меня срывает от ее слов еще больше. Как будто эта гадина знает, как ударить побольнее, как будто знает, что до сих пор болит внутри меня как незаживающая гангрена и хрена с два мне удалось ее ампутировать. Зато она развязывает мне руки, дает свободу моей дикой ярости и такой же дикой похоти.

— По хер! Слышишь, Аня! — силой развернул ее лицо к себе, — Мне насрать, чего ты от меня хотела! С сегодняшнего дня ты будешь делать то, что хочу я.