Вспомнил, как прокрался по коридору и прислушивался к тому, что она говорит своей дочери…там, за стенкой, когда считает, что я не слышу. Но она ничего не говорила, только пела. Ту самую колыбельную, что и когда-то над ее кроваткой. И у меня пошла мгновенная реакция на этот мягкий голос…ощущение как обволакивает теплом, как снова хочется глубоко вздохнуть. Я вижу ее перед глазами в кружевном пеньюаре в кресле с малышкой на руках. Уютная, такая МОЯ девочка. До сумасшествия любимая. Слегка раскачивается и смотрит как крошечные губки сосут грудь, а у меня на эту картинку член колом встает, потому что это сексуально до такой степени, что перед глазами туман плывет. Сучка. Я хотел ее любой. Всегда. Думал мы с ней созданы друг для друга. А ведь оказывается бывает и так — один создан, а второй заточен совсем не под тебя и механизмы не сходятся.
Только одного я не понял зачем поет, если ребёнок ничего не слышит. Когда сказала мне, что девчонка глухонемая у меня где-то посередине груди что-то дернулось. Ощутимо. Почти болезненно. Жалость, наверное, совершенно ненужная. Моей вины в том, что она трахалась с тем алкашом с деревни, а может еще с кем-то, конечно же нет. Но ощущение тяжести все равно осталось от понимания, что вины ребенка в этом тоже нет.
Посмотрел на нее, стоящую у самой двери, готовую в любую секунду бросится в бегство. Как ей удавалось даже вот такой бледной с растрепанными волосами со слезами в огромных глазах оставаться для меня до дикости желанной я не знал. Я вообще с ней рядом ни черта не знал и не понимал кроме одного. Я болен этой подлой сукой и лишь она сама и есть мое лекарство от нескончаемой боли. Перед глазами пронеслась каждая ночь в этом доме мордой в пол, в этом же кабинете. Пьяный, осатаневший от ревности и бешенства. Я подошел к ней и захлопнул дверь, прокрутил ключом в замочной скважине и облокотился рукой возле ее головы. Толкнул Аню назад, заставляя опереться спиной о деревянную поверхность.
— Молча и покорно. Договорились?
— Когда?
— Прямо сейчас. — сказал и сорвался прямиком в адское пекло от понимания, что хочу ее с такой силой, что уже не смогу отступить назад.
Смотрит мне в глаза и тяжело дышит, а мне одновременно и припечатать ее к двери лицом хочется и ласкать до умопомрачения. Соскучился по дряни этой. Безумно соскучился. До дрожи во всем теле. Дотронулся до волос и ее зрачки расширились, а я непроизвольно поднес пшеничный локон к лицу и втянул клубничный запах. По венам тут же взметнулся разряд тока, передернул все тело. Опустил взгляд на ее губы, на вырез платья. Хочу видеть ее голой и полностью раскрытой для меня. Сожрать ее хочу. Вгрызться в каждый миллиметр ее тела. Ощутить, что оно снова мое. Что я выдрал его у времени и блядской разлуки.
— Я …я еще не давала согласия. Не прикасайся!
Ее голос сорвался в унисон моему и на секунду мне показалось, что она все такая же, как раньше, что это моя близость заставляет ее судорожно выдохнуть и приоткрыть пухлые розовые губы, обнажая ряд ровных белоснежных зубов. Я усмехнулся, продолжая смотреть ей в глаза. Она действительно такая красивая или я совершенно голову потерял и мне это кажется?
— Но мы оба знаем, что согласишься, правда? Вряд ли кто-то предлагал тебе такие бешеные деньги за то, чтоб иметь возможность пристроиться между твоих ног.
Замахнулась, а я перехватил ее руку и завел ей за спину, рывком притягивая ее к себе.
— Зачем обижаться на правду? Я оплачу любое лечение и любую сумму, за возможность трахать тебя любыми способами. Давай назовем это честной сделкой, а вещи своими именами. Времена, когда мы их называли иначе уже давно прошли.
А сам смотрю вблизи и надышаться не могу на ее длинные ресницы, дрожащие над взглядом ярко-синих глаз, подернутых то ли дымкой, слез, то ли …черт ее раздери, я разучился читать ее взгляды. А может и не умел никогда? Кем я был для этой куклы с нежной фарфоровой кожей через которую просвечивали венки, с шёлковыми мягкими волосами и загнутыми кверху длинными ресницами. Я непроизвольно провел по ним кончиками пальцев. Как я жил все эти годы без ее ресниц? Без нежных скул и этого безумного запаха клубники. И каждый ее жест, каждый поворот головы, каждое шевеление губ раздирают мне душу на куски. Я изголодался по ним по всем до сумасшествия. Ведь когда-то все это было моим. Настолько моим, что я считал эту маленькую девочку своей родной кровью, частью меня самого, куском моего сердца.
— Думаешь, все в этой жизни можно купить, Егор?
— Уверен. Если есть возможность. У меня есть.
Накрутил ее волосы на палец и отпустил, они спружинились возле ее щеки и у меня дух захватило от понимания, что она здесь рядом со мной в моей полной власти. Вся моя.
— У тебя все есть, Егор. У тебя всегда все это было. Ты решил снова поиграться с чужими жизнями? В тебе нет ничего святого? Ты ведь сейчас играешь и жизнью маленького ребенка!