До-бемоль минор

В течение следующих полутора часов мы опять ехали молча, так ни разу и не обернувшись друг к другу. Алиса опустила руки на здоровое колено и сидела неподвижно, а я вцепился в рулевое колесо и делал вид, будто все помыслы мои — лишь в показаниях спидометра, изгибах еле видимой дороги…

Мысль то и дело застревала на месте, топтала себя и мучила; и только гуденье сопротивляющегося скорости воздуха помогало «двигаться» вперед, спасая рассудок от помрачения…

Я импульсивно вспоминал раннюю теплую осень. Это было девять лет назад при переезде из Волгограда в Москву. Светлана тогда предложила ночевать в Зимарово…

— Зачем мы едем? — неожиданно спросила Алиса.

— Чтобы быть вместе.

Лобовое стекло уже покрывалось каплями крупного дождя, но останавливаться, чтобы вставить стеклоочистители, я не решился.

— Зачем нам быть вместе? — она впервые повернула голову ко мне.

Я опять не ответил и продолжал смотреть вперед. Сверкнула молния, а гром так и не прогремел.

— Может быть ты намерен меня убить? — осторожно спросила она, положив руку мне на плечо.

— Я намерен Любить.

— Не поняла?

— Неправда, ты поняла… Я ведь говорил уже, что… люблю тебя.

Нутром почуяв крутой поворот шоссе влево, я умудрился вывернуть руль, и машина завизжала, но выровнялась опять. Алиса, похоже, этого не заметила.

— Так не бывает. Я же калека, старая и убогая и… я не верю твоим злым словам. Зачем ты выбрал меня для каких-то неведомых целей?!

— Алиса, довольно, оставь эту… чужую позу. Тебе просто страшно. Мне тоже страшно, я даже боюсь остановиться, хотя уже почти ничего не вижу…

— Да, мне страшно! Мне всегда было страшно жить, я всегда боялась каждого нового дня, боялась просыпаться. Двадцать лет я воспитывала в себе иммунитет против… тебя, а ты пришел и в один день сломал такую долгую волю, отобрал пусть холодную, пусть даже смертельную, но благодарную и сугубо личную тишину… Моя Тишина — в моей работе. Если и это ты успел раздавить, то у меня больше ничего не осталось… Кроме вот этого сегодняшнего дождя, твоей машины и тебя. Ты понимаешь?

— Я это знаю, — выдавил я поверх голоса, а шум в ушах и неровный шум дождя перемешивались где-то высоких и родственных друг другу частотах.

— Тогда ты должен знать и о том, что будет теперь со мной?

— Мы будем теперь вместе.

— Сколько? — Алиса перешла на тихий крик.

— Всегда! …или…

— Что или???

— Или… пока я не сойду с ума…

Очередная молния обширной сетью белых кривых линий взломала все видимое пространство, но громового раската вновь не удалось дождаться — раньше взорвалась Алиса:

— Ты… садист! Не человек!.. животное… домовой длинными пальцами… палач… — при этих словах она всем корпусом рванулась ко мне, вцепилась пальцами в правую руку и, уткнувшись в нее лицом, вдруг… зарыдала.

От неожиданности и усилившегося ливня окончательно побелело в глазах, поэтому, сбросив коленом передачу, я обеими ногами уткнулся в педаль тормоза. Тормозной путь показался бесконечным, однако машина наконец остановилась: ее отнесло влево, но все же в пределах шоссе.

Руки мои еще минуту боялись расстаться с запотевшим кольцом руля, а низкое шипенье дождя о кузов своим вкрадчивым гипнозом постепенно возвращало зрение и дыханье…

Алиса была будто не жива: она не рыдала уже, а твердая хватка пальцев не убавлялась в силе.

— АЛИСА… — я попытался произнести это слово как можно ровнее и непосредственнее.

Мгновение она не шевелилась, затем резко вскинула голову и процедила:

— Кто ты?

И тогда я увидел лицо старого и совершенно чужого человека. «Дальний» свет фар матовым эхом возвращался в салон машины, предварительно рассеиваясь в ливневой желтой пыли. Он отнимал у меня возможность не заметить в темноте седой цвет изрезанной морщинами кожи, пульсирующие корневища вен у висков и сухие, словно из папье-маше, темно-серые губы.