До февраля

– Да где я их выдерну, – сварливо ответил Гера. – Я уже на подходах, на Фурманова, тут нихера ни одного банкомата. Вы раньше не могли?..

– О, на Фурманова? «Корзинку» прошел уже? Там прямо в здании банкомат, сбоку.

– Мне сберовский нужен, – брюзгливо сказал Гера, неохотно направляясь к вывеске с корзиной, забитой светящейся снедью.

– Там сберовский как раз, только не в самом магазине, а за углом, прямо в стену вмурован.

– Блин, двадцать первый век, космические корабли бороздят просторы океанов, у пенсионеров чипы во лбу, криптой уже за садики расплачиваются, – а мы за угол бегаем, бляха, за кэшем, как за пивом.

– Ца-ца. Бурчи-бурчи, только не тормози сильно, парнишка от Зураба минут через двадцать уже привезет всё.

– Ну не задерживай тогда, – сказал Гера, нажал отбой и убрал телефон.

За углом магазина была мрачная тропинка, самую малость подсвеченная именно что экраном банкомата. Он вправду был вмурован в боковую стену и для полной интимности красиво затенен кустами соседского скверика, радостно откликался на прикосновения и выдвигал самые разнообразные финансовые предложения, вот только наличностью выручить не мог: то ли не заряжали его, то ли недавно опустошили почти досуха. Гера, хмыкнув, довершил разорение, выдернув из банкомата пятисотку и четыре сотенных – последнее, чем располагал дебильный ящик, – и задумчиво двинул обратно. На втором шаге он решил синенький НЗ не тратить, а спросить у продавщицы или охранника «Корзинки», где тут еще банкоматы, а не найдутся, так пускай Зураб сам выбирает, оставаться без денег или принять перевод на телефон. На третьем шаге Гера остановился и спросил:

– Чего хотел?

– Простите, мне полтинника в кассе не хватило, – сказал нараспев силуэт, неподвижно поджидавший Геру на углу. – Не одолжите? Я завтра же верну.

Силуэт был некрупным. Ханыга мелкий, но наглый. Бывает.

– Свободен, – сказал Гера, неторопливо убирая банкноты в бумажник, а бумажник во внутренний карман.

Он вжикнул молнией и двинулся на ханыгу, не сомневаясь, что тот уступит дорогу. По-другому быть не могло: ханыга хоть и держался с неуместной уверенностью, но улыбочку тянул просительно, да и весь был невзрачен, тщедушен и тих. Даже если за его спиной таилась пара амбалов, а просьба была прелюдией к вечному «Дяденька, купи кирпич», поводов для опасений Гера не видел, спасибо бурной молодости и трижды-в-недельным пыхтениям в спортзале, которые, собственно, и позволяли время от времени садиться за бриджик под хмельное с жирным – и не бояться незнакомцев общим весом менее трех центнеров. Сам Гера весил меньше полутора, но совсем немногим меньше.

Ханыга не отступил, но сделал шаг в сторону, улыбнувшись еще просительнее, и полез в карман, досадливо бормоча.

Ищи-ищи, подумал Гера снисходительно, в сменных куртках частенько сотки заваливаются, но не посреди сезона же. Он уже миновал ханыгу, когда тот, подпрыгнув, царапнул его под челюстью и тут же звучно, но несильно стукнул под мышку. И отпрыгнул, так же виновато улыбаясь.

Ты охуел, хотел сказать Гера, но воздух вышел не словами, а болью ниже подбородка, холодной и сразу жаркой, как дуновение в парной, и понять, что за боль, или просто зажать ее не удалось, потому что совсем пронзительная невыносимая резь толкнулась в животе и почему-то в коленях. Тогда он попробовал без слов врезать ханыге, чтобы не царапался и не бил, как баба, но не смог даже повернуться, потому что, оказывается, стоял на коленях, чистыми джинсами на грязном льдистом асфальте.

Да что такое, подумал Гера с досадой, и напрягся, чтобы рявкнуть, чтобы встать, чтобы вскочить и послать крюк с разворота, – но лишь сильно шлепнулся спиной и задом на твердую и корявую от наледи, но довольно удобную, оказывается, дорожку, и поехал по ней сперва к банкомату, потом куда-то в сторону, бессильно поводя руками и пытаясь разобрать, что за темный круг висит перед ним, всё так же виновато улыбаясь, и зачем кто-то без спросу вжикает молнией на его куртке.

Помочь хочет, понял Гера наконец. Похоже, инфаркт у меня, и вот кто-то спасает. Вот и хорошо.

Гера облегченно расслабился и закрыл глаза, чтобы не мешать тем, кто знает свое дело. И больше не мешал.

Глава вторая

Майя некоторое время зачарованно наблюдала за щуплой спиной в простецкой куртке, которая перемещалась вдоль стеллажа, как активный элемент древней видеоигры, дергано и непрерывно, время от времени по неявной логике выхватывая из ряда бутылку и без особого пиетета ставя ее в тележку. Покупатель не был похож ни на жильца соседнего дома, из которых состояло большинство клиентов «Корзинки», ни на гастарбайтера, выставляющего поляну для рабочего сабантуя, но и на алкаша либо воришку он походил не очень.