До горизонта и обратно

– Ну, заявила, и что? Ну, Пронин, не ожидала я от тебя… Это ж надо, явиться к нашим партнерам, такой спектакль устроить! Опозорить меня так… Посмотри на себя со стороны, до чего жалок твой поступок!

– Это ты как могла додуматься шантажировать меня вторжением в личную… – он осекся, – …в мою жизнь!

– Как тебе не стыдно, – Катя только покачала головой. Потом она развернулась и направилась к лифту. Она вдавила подпаленную вандалами кнопку вызова, едва не сломав ноготь. Андрей следовал за ней. Он чувствовал сильный запах Катькиных духов.

– Я не позволю тебе вторгаться в мое личное пространство. Для меня это оскорбительно. Да, я глупо себя повел. Потому что был… просто в ярости!

– Ты можешь говорить, что хочешь. Я все поняла.

– Что ты поняла?

– Что у тебя есть женщина.

Они поднимались в лифте.

– Это не так, – солгал он.

– Это так, – ответила она.

Дома она собрала сумку с вещами и уехала. Сначала он предпринял слабую попытку ее удержать. Потом передумал и через силу сказал:

– Пожалуй, тебе правда лучше уехать.

После этого в Катьке что-то надломилось. Она часто задышала и отправилась в ванную. Потом она уехала. Он помог спустить в машину тяжелую сумку.

Уже месяц прошел, и несмотря на то, что он ничуть не сожалел о разрыве, он все равно не мог свыкнуться с мыслью, что это навсегда. Да, он наслаждался теперь в полной мере чудесной Жанкой и той простой и сильной, как клеящий намертво клей, любовью, которую она дарила. Да, ему долго не хватало такого вот телесного и душевного счастья. Но и не замечать образовавшейся дыры и новой нарывающей боли он тоже не мог. Казалось, нехорошая дыра растет с каждым днем и в ней может погибнуть все новое и важное (и такое пока некрепкое), что народилось в его жизни.

Он безмятежно засыпал после соитий со своей новой избранницей (или же они вовсе не засыпали, все разговаривали – ночи напролет, не в силах остановиться, как будто эта ночь последняя, – о себе, о каждом, о двоих), но все время он слышал далекий отголосок большой трагедии, будто бы унылый далекий колокольный перезвон. Он, таким образом, все время помнил про Катьку. Как она там, в самом деле?.. А днем, на работе, стоило вспомнить о ней, как он не мог больше ни на чем сосредоточиться, травился вонючим табаком, думал, мучился.

Тяжело было в те дни, когда они созванивались или встречались, чтобы передать друг другу вещи. Он постепенно передавал ей вещи, которые остались в квартире. Особенно невыносимо было в те дни, когда она вдруг не выдерживала и звонила сама. И спрашивала… Это было всего два раза.

Однажды она позвонила, когда Андрей с Жанкой были на свадьбе у друзей. В это время происходил выкуп невесты. Подтянутого и загорелого пятидесятилетнего жениха мучили непонятные тетки, забаррикадировавшие вход в невестину квартиру. Они создавали страшный гвалт и не пропускали жениховскую свиту ни на шаг. «Счастливец» вынужден был выкупать невесту после пяти лет, прожитых с ней под одним кровом. Он разгадывал шарады, лопал шары и мялся перед этими тетками, и собирал у друзей звонкую мелочь и хрустящие купюры. Шары оглушительно взрывались на лестничной клетке. Царила атмосфера всеобщей неловкости. Всюду было липко и пахло шампанским.

И как раз позвонила Катька. Андрей поднялся на один пролет и снял трубку.

– Что у тебя там грохочет? – хихикнула она.

После обмена малозначительными фразами Катька внезапно спросила:

– Андрей, это – все?

– Что – все? – переспросил он.

Катька помолчала и сказала:

– У нас с тобой… Я вот думаю, неужели это конец?

Он молчал.

Она продолжала:

– Неужели больше ничего-ничего у нас не будет, не случится?

Он вздохнул, но по-прежнему молчал.

– Как же дальше быть? – неожиданно звонко спросила его жена.

Внизу со страшным громом кто-то порешил еще один шар. Видно, жених искал в связке шариков спрятанный в одном из них ключ к сердцу невесты.

– Может, все дело в том, что мы не можем жить под одной крышей? – предположила Катя. Она сказала это тихо, неуверенно. – Может, нам противопоказано жить вместе? – заговорила она уже более уверенным голосом. – Говорят, некоторые пары могут быть вместе только на удалении друг от друга. Тогда и встречи у них ярче…

Она закончила говорить. Он молчал. Он молчал довольно долго. Тогда она повесила трубку.

Потом свадебные торжества продолжились, они гуляли на площадке возле МГУ, и он, тяжело одурманенный шампанским, стоял поодаль и, закинув голову вверх, смотрел на острые зубцы сталинской высотки. Могучей, торжественной была громадина Университета. Она отчетливо и грозно печаталась на небе. По бледно-голубому небу плыли легкие клочки облаков.