В этот момент чернобородый незаметно скинул на пол крупную купюру.
– Больно надо ещё переживать, – фыркнула себе под нос Даша, отвернувшись.
– Мы её бесим. Она хотела бы, чтобы нам запретили сюда приходить, – чернобородый несколько раз перелил чай из пиалы в чайник и обратно, чтобы тот быстрей заварился. – Чувствую ненависть в её сердце.
– Не обольщайся. Это не ненависть – обычное раздражение. Ты ходить будешь? Я уже почти все фишки в дом загнал.
– Да, буду, – чернобородый кинул кости, и они закрутились волчком на доске.
Наконец он заметил, как Дашин взгляд упал на купюру на полу. Он украдкой наблюдал за ней, пока белобородый неотрывно следил за крутящимися кубиками.
– Кажется, один из них деньги обронил, – сказала официантка бармену.
– Вот тебе и чаевые, – кивнул тот.
Даша взяла поднос и пошла с ним мимо столика стариков. Как бы случайно уронив вилку, она нагнулась и схватилась и за столовый прибор, и за купюру.
– Чего они всё крутятся? – спросил белобородый.
– Никак не определятся, – облизнулся соперник, отвлёкшись от наблюдения.
– Это вы уронили? – донеслось до его ушей.
– Что? – обернулся он на звук голоса.
– Деньги, говорю, ваши? – Даша протянула ему купюру.
– Да, точно, мои, – он начал судорожно проверять кошелёк. – Спасибо.
– Жульничаешь? – улыбнулся белобородый. В этот самый момент кости встали на ребро. Обе. Одновременно.
– Просто проверяю тебя, – чернобородый запихнул кошелёк в карман.
– Научись уже играть честно.
– Ладно-ладно. Кто бы говорил. Всё равно ведь ты решаешь, как будет в итоге, и неважно, кто выиграет.
– Знаешь, иногда я действительно сомневаюсь и не против доверить дело игре, когда человек сам не хочет определяться, на чьей он стороне. Почему я должен решать за них, если дал им право выбора? Вопрос риторический, – подытожил он и помахал Даше.
– Вас можно рассчитать? – спросила Даша, подойдя к столику.
– Да, спасибо.
Через минуту она принесла счёт и две мятные конфетки.
– Смотри, какая странная наценка в цифрах, – пригляделся чернобородый.
– Да… Вроде копейки, а не-при-ят-нень-ко. Эх, а я так рассчитывал на верный путь, – махнул рукой белобородый и сделал последний ход. – Всё, я выиграл.
– Один – ноль, – озвучил счёт чернобородый. – Давай ещё раз.
– Нет, на сегодня хватит. Пусть ещё поживет, подумает над своим поведением. Может, в голову что клюнет.
– Ну как скажешь.
Оба встали со своих мест и сложили нарды. В этот самый момент послышался голос одной из официанток:
– Вызовите скорую! Человеку плохо!
– Точно не хочешь, чтобы я забрал себе эту душу? – спросил чернобородый, глядя на поднявшуюся суету.
– Я же выиграл – причём честно. Думаю, что мы можем вернуться к
– Согласен.
Когда они выходили из кафе, до них донесся голос Даши, которая обращалась к другим посетителям:
– Извините, придётся немного подождать заказ. Нашему бармену стало плохо, мы уже вызвали сменщика. Он будет здесь через десять минут.
Пенальти
Виктор Сергеевич уже месяц как забыл, что такое нормальный сон. Каждую ночь он просыпался в холодном поту, слыша доносившиеся из пустоты голоса. Дома, кроме него, жены и кота Артёма, других живых существ не водилось.
Виктор Сергеевич хотел бы грешить на соседей, но он обитал в угловой квартире над паспортным столом. За двумя стенами находилось старое кладбище, а за третьей жила старушка, которая в данный момент работала вахтовым методом на своих шести сотках за кирпичным заводом. Сверху снимали квартиру два глухонемых брата, а потому, следуя логике, никто не мог посреди ночи истошно кричать «офсайд», «рука» и «симулянт».
К слову, кроме Виктора Сергеевича, никто этих криков не слышал. Очередной ночью жена спала, как древний микроорганизм в ледниках, дожидаясь коварного утра понедельника, чтобы восстать и начать всё разрушать в гневе. Кот вообще не выходил из анабиоза, пока в миске было пусто, и только Виктор Сергеевич отчетливо слышал: «Пенальти! Я тебе говорю, пенальти!»
Терпеть было уже невозможно, на работе и так грозились уволить за постоянный храп во время презентаций для заказчиков. Виктор Сергеевич решил положить конец этому безобразию. Ровно в полночь он услышал очередное «От тебя ушло!» и вскочил с кровати. Методом прослушивания через гранёный стакан он исключил стены, пол и потолок, затем оделся и вышел на улицу.
Ночь была тихой. Ни одно окно не светилось голубым светом телевизора, а выпивох и хулиганов на улице, где жил Виктор Сергеевич, отродясь не водилось.
Обойдя дом, он посмотрел на железный забор старого кладбища, тяжело вздохнул и, просочившись через дырку в ограждении, побрёл вглубь погоста. Редкие фонари выхватывали из темноты взгляды с ветхих надгробий, как бы наблюдающие за Виктором Сергеевичем, который шёл на звуки, засунув руки в карманы.