До особого распоряжения

Махмуд-бек опустил голову. Неужели святой отец не может понять, как ему трудно. Он работает с

рассвета до поздней ночи. Разве есть свободные минуты, чтобы ходить на молитву совсем в другой

конец города.

- Где ты узнал шиитское учение? - тише спросил муфтий.

- Я долго жил... Я скрывался в ауле от большевиков.

- Где? У кого? - удивился муфтий.

Услышав название аула, имя муллы, присутствующие переглянулись. Только муфтий оставался

невозмутимым. Он продолжал осматривать, вернее, ощупывать узкими, острыми глазками нового

эмигранта.

Это первый человек, который не искал с ним знакомства, не бросался к ногам с просьбой о помощи. И

сейчас он держится как-то уверенно. Почтительно отвечает на вопросы, вежливо выслушивает, не прячет

глаза.

- Как ты сюда шел?

Махмуд-бек коротко рассказал о своем пути.

- Значит, хурджун оставил у чабана... Почему?

- Книги, мои записи... Чабан сказал, что опасно с ними идти.

- Книги?! - опять крикнул муфтий. - У мусульманина одна книга!

На краю столика лежал коран.

- Вот она! Ты на ней дашь клятву... А если врешь, мы спустим шкуру с тебя.

Махмуд-бек пожал плечами:

- Вы сами, уважаемый отец, пригласили меня. Я пришёл. Какую же еще клятву я должен давать...

Муфтий в изумлении поднял руки. Показалась морщинистая темная кожа. Руки были тонкими, как у

больного мальчика. Только новый халат из яркого праздничного бекасама, высокая чалма да

присутствующие при всем головорезы-курбаши делают муфтия грозным, величественным.

Собственно, муфтий страшен и опасен не своим видом. Об этом хорошо знает Махмуд-бек.

- Он не ведает, о какой клятве я спрашиваю? - возмутился старик. - А если ты большевистский шпион?

- Вы сами пригласили меня... - напомнил Махмуд-бек.

- Я пригласил! - Это слово не понравилось муфтию. - Будь ты проклят! Будь проклят твой отец! Вы

продались большевикам, русским! Вы продали родину! Теперь шакалом шныряешь по чужой земле... Ты

хочешь все узнать. Ты накличешь беды на наши головы. Грязная собака!..

В приступе гнева муфтий задохнулся. Он долго кашлял, тряс бородой, потирал грудь дрожащей

ладонью.

Толстые пальцы Маджид-бека сжимали рукоятку маузера.

Как он решился выйти! Не простившись, не поклонившись. Он не сказал в оправдание ни единого

слова.

Так от муфтия еще никто не уходил.

Маджид-бек выскочил следом. Тяжелые, торопливые шаги. Но раздался голос муфтия. Властный

приказ. И Маджид-бек послушно вернулся в худжру.

Махмуд-бек прошел через пустой двор, не оглядываясь. Он знал, что люди муфтия стрелять не будут.

Не позволяли отношения с местными властями.

Страна дала приют эмигрантам, а не бандитским шайкам. А с оружием ходят они, чтоб поддержать

свой авторитет военачальников. Убивают, расправляются с непослушными здесь тихо, незаметно.

Махмуд-бек вернулся в чайхану Али Акбара. Хозяин внимательно выслушал невеселый рассказ и

посоветовал:

- Пока работай. Постарайся не выходить на улицу.

Хозяину льстило, что у него образованный молодой работник. Пожалуй, таких слуг ни у кого не было.

Но вместе с тем Али Акбар побаивался муфтия Садретдин-хана. Он знал, какая сила стоит за спиной

сухонького старичка.

31

Хозяин чайханы решил сделать вид, что ему ничего не известно о неприятной встрече. А молодой

человек пусть себе трудится. Работы хватает.

Махмуд-бек по-прежнему колол дрова, разжигал самовары, таскал воду, подметал грязные старые

паласы, мыл посуду.

По вечерам он вспоминал Самарканд, девушку, с которой нескоро, а может, и совсем никогда не

увидится.

Любил ли он ее?

Трудно сказать... Чувство только дождалось. Еще бы несколько светлых, хороших дней. Еще бы

несколько встреч.

А может, они будут, эти встречи?

Муфтий выгнал его... Муфтий считает его шпионом. Слух о скандале, конечно, прошел по

эмигрантским кругам. Возможно, в один из ближайших дней в чайхану войдет ничем не примечательный

посетитель. Он закажет чай, посидит, отдохнет, потом скажет Махмуд-беку два-три слова. Короткий

адрес.

А там...

Значит, задание сорвалось. Он вернется домой...

Неужели хитрый старик выпустит его из рук?

Муфтий Садретдин-хан...

Махмуд-бек в который раз начинал думать об этом как будто незаметном человеке. Но он хорошо

знал биографию этого опаснейшего врага.

Сын Шарифходжи Казия, муфтий Садретдин-хан служил в Ташкенте, в шейхантаурской мечети. Его

имя по-настоящему стало известным после Великой Октябрьской революции.

Обыкновенный муфтий стал одним из руководителей националистического движения. Все его

проповеди были призывом к борьбе за создание Великого Турана. Он пока не представлял, что это будет

за государство, но твердо знал, что прежде всего надо уничтожить Советы. А новая власть все прочнее

входила в жизнь народов Средней Азии. Красные флаги развевались в Ташкенте, Самарканде, Фергане,

Термезе...

Муфтий не ограничивался проповедями, тайными беседами и встречами. Он затеял издание журнала