Уложить пьяную маму в постель дело нелегкое. Я не могу раздеть ее без помощи Адама, однако она не переживет, если узнает, что Адам видел ее нижнее белье из «Маркс энд Спенсер». В конце концов я просто ослабляю ремень юбки и выправляю рубашку. На протяжении всей процедуры она распевает «Зеленую траву у дома»[10]. Я оставляю у ее кровати пластмассовый таз – на всякий случай, а на прикроватном столике – кувшин воды и пачку аспирина. Затем удаляюсь, морщась при мысли о том, какое жуткое ее ждет похмелье поутру.
Адам тактично удаляется спать, попутно разогнав мальчишек по кроватям и оставляя меня наедине с Деборой.
– Бет, мне так жаль! Что ты обо мне, наверное, думаешь… Как я допустила?..
– Ничего страшного, Дебора. Мама спит. Я просто удивилась. Никогда не видела ее пьяной.
– Мы вроде бы не очень много выпили… Она чувствовала себя совершенно нормально. Правда, Бет! После бинго мы зашли в один симпатичный бар. А потом, когда вышли на свежий воздух, ее вдруг развезло.
На Деборе лица нет, а я вспоминаю, как мама, держась за таксиста, бьет себя по голове сумочкой, и невольно улыбаюсь.
– Ничего, – утешаю я. – Главное, она в порядке. Когда пройдет похмелье, будет что вспомнить. Мама не привыкла к алкоголю.
Дебора достает из сумочки маленькое складное зеркало, поправляет макияж. Закипает чайник, я предлагаю кофе, и она с благодарностью соглашается. Потом захлопывает зеркальце, убирает его обратно в сумочку, аккуратно застегивает кармашек и говорит довольно громко, перекрывая шум чайника и мою возню с чашками:
– Настало время поговорить. Правда?
– Поговорить?..
– О Кэрол, Бет. Поговорить начистоту. Ты ведь за этим меня позвала?
Я звеню кружками и ложками, открываю и закрываю дверцы, уже не в состоянии вспомнить, что именно ищу.
– Я стараюсь не показывать Кэрол, как сильно волнуюсь, но я уже много лет за нее переживаю. Она неправильно питается… Нед тоже беспокоится, и он прав. Ей с ним повезло – он очень заботливый.
Я пододвигаю Деборе кофе, она кладет две полные ложки сахара.
– Мне иногда кажется, что все началось с той дурацкой доски. Помнишь, еще в школе? Когда вас чуть не исключили.
– Что началось?
– Знаешь, Бет, она ведь так и не оправилась. Тогда все и началось. Увлечение духами, спиритуализмом и тому подобным бредом. Она вбила себе в голову, что пытался выйти на связь отец.
Я отрываюсь от кофе.
– Отец? Почему она так решила? Доска была идиотским розыгрышем, Дебора! Кэрол ничего нам не сказала…
– Отец звал ее «принцесса». «Моя маленькая принцесса». Этого она вам тоже не говорила, полагаю? По словам Кэрол, стрелка вывела слово «принцесса». Я тогда сказала – чушь.
– Боже мой… Нет, она не рассказывала. Она вообще перестала с нами делиться.
Я вспоминаю, как менялось лицо Кэрол по мере того, как Мелоди выводила на доске буквы. Злая шутка, нелепое совпадение. Мелоди была одержима принцессой Грейс.
– Дебора, клянусь, о прозвище мы понятия не имели! Та девчонка – Мелоди, которую потом исключили, валяла дурака. Мы пытались тогда объяснить Кэрол, что это шутка. Мы правда не знали…
– Она очень остро переживала смерть отца. Эта авария… разбила ей сердце. Было очень тяжело. Ей едва исполнилось шесть. Она еще долго накрывала стол на троих. Много месяцев.
– Неужели?
– Да! Причем не по привычке. Специально. Как будто он с нами. Уже тогда она посмотрела какую-то дурацкую передачу и стала поговаривать про медиумов. Я, конечно, неправильно себя повела. Сказала – выбрось из головы эту ерунду. Невыносимо было смотреть! Однажды даже попыталась выхватить приборы. Не выдержала… Надо же было когда-то признать правду! – Дебора смотрит в пол и продолжает: – С Кэрол случилась истерика. Она кричала: «Это для папы! Где будет сидеть папа?» Вцепилась так, что нож врезался в руку. Три шва пришлось наложить.
Я слушаю, закрыв глаза.
– Сейчас повсюду психологи. Есть к кому обратиться. А тогда мы как-то сами… От меня, конечно, вышло больше вреда, чем пользы. Когда мы неожиданно разбогатели, я решила отправить ее в пансион – думала, так будет лучше. Общение со сверстницами. Подруги. Думала, она будет меньше скучать по отцу, чем дома. Ну а после случая с доской… Сначала она увлеклась спиритуализмом. Странные церкви. Медиумы и прочий сброд. Я надеялась – пройдет. А потом – словно еще что-то произошло.
Тут Дебора смотрит прямо на меня, я открываю глаза.
– Я потому и приехала, Бет. Я много думала. Ты, наверное, могла бы помочь разобраться… Прояснить.
Дебора ждет ответа, я молчу, она очищает с юбки невидимые шерстинки, а я, как завороженная, смотрю на ее руку. На юбке ничего нет. Ни шерстинки, ни волосинки. А она все гладит и гладит ткань, и мне неудержимо хочется схватить ее за руку. Как удивительно работают гены… У Кэрол точно такая же кисть. Длинные тонкие пальцы с овальными ногтями. Кэрол так же водила рукой по траве в тот ужасный день, когда она нам призналась. Наш четвертый год в школе…