Делаю чай, сажусь рядом с Салли на диване. Отопление выключено, в комнате холодно, и Салли заворачивает нас обеих в свое одеяло.
– Послушай, я пришла к решению, которое тебе будет тяжело принять, Салли… – начинаю я, не глядя ей в глаза. – Я сидела рядом с Адамом в больнице и думала… Когда он поправится, когда его отпустят домой, я все ему расскажу.
– О, Бет…
– Нет, пожалуйста, не разубеждай! – Я нахожу под одеялом ее руку и крепко сжимаю.
– Бет, ведь мы поклялись… Столько лет прошло. Столько лет…
– Мы зря поклялись, Салли. Я всегда подозревала. А сейчас поняла отчетливо. Боже мой! Я чуть не потеряла Адама – причем, кажется, по собственной вине. Знаю, ты так не думаешь, Салли. Прости, но я не прошу твоего совета. Я все решила. Это моя семья, выбор за мной. Когда Адам вернется домой и немного окрепнет, я ему расскажу всю правду.
Глава 36
Ребенок родился быстро. Девочка. Совсем крошечная. На секунду или даже две мне показалось, что она дышит, но я тут же подумала – нет, исключено. Слишком рано. Она слишком мала. Невозможно!
Салли бьется в истерике, я пытаюсь выставить ее из ванной, чтобы не мешалась – кричу, чтобы она принесла чистых полотенец из шкафа.
Она, рыдая, выходит, и вскоре раздается глухой стук – Салли падает прямо на лестнице. Она потеряла сознание и ударилась головой о стену – как бы не было сотрясения…
Понимаю, что из ванной не раздается ни звука, и бегу туда. Кэрол сидит на полу и прижимает к животу аккуратный сверток. Словно девочка с любимой куклой. Стоит полная тишина. Ребенок синий. Ни дыхания. Ни движения.
Я смотрю и смотрю на детские губки в надежде, что они снова зашевелятся, но ничего не происходит. Что меня мучает больше всего – я не перепроверила: не померила пульс, не попробовала сделать искусственное дыхание – ничего не предприняла.
– Кажется, я случайно зажала ей рот… Кажется, я ее убила… – глядя на меня не мигая, говорит Кэрол.
– Не говори глупостей! Даже не думай! Ты не виновата!
Мир останавливается. Я словно оказываюсь под водой. Я русалка. Я вижу, но не способна слышать.
Вижу, как Кэрол обнимает ребенка – синего и совершенно безжизненного, – прижимает к себе, нежно баюкает, вижу, как Салли сидит на лестнице, опустив голову.
Четыре ракушки, найденные прошлым летом на пляже, на синей полочке под зеркалом. Я была счастлива в тот день, когда нашла их, а маме они, напротив, быстро надоели – только пыль собирают.
Жалюзи на окне. Сломанные и поэтому вечно опущенные.
Хуже всего – лицо Кэрол, почерневшее от не поддающегося описанию горя.
В ту самую секунду, когда я всматривалась в ее новое лицо, моя прежняя жизнь закончилась и началась новая. Жизнь, где я каждый день борюсь со страшными картинами, гоню от себя жуткие образы, гребу изо всех сил, чтобы всплыть из черных глубин на поверхность и глотнуть воздуха. Чтобы выжить. Пытаюсь забыть то, что я увидела в зеркале в тот день. Выражение лица Кэрол. Следы произошедшего. Не с кем-то другим. С нами.
– Я попаду в ад? Я сгорю в аду?
Больше всего на свете я жалею, что не вызвала тогда «Скорую». Надо было звонить врачам. Моей маме. Маме Кэрол. Возможно, наши жизни сложились бы совсем по-другому.
Я никому тогда не позвонила.
Мы просто сидели не шевелясь. Кэрол прислонилась спиной к ванной, Салли наконец переползла поближе к нам. Потом Кэрол подумала про полицию.
Ее посадят в тюрьму… Нет. Сначала в следственный изолятор. Она объяснит, что мы с Салли не виноваты. Отвечать ей одной. Она напутала со сроком. Не ожидала, что родится ребенок. Самый настоящий маленький ребенок. Простим ли мы? Простим ли мы ее когда-нибудь?
Она говорила все более жалобно, и я понимала – мы должны помочь. Я отвечала, что Кэрол не виновата. Виноваты мы все. Мы поступили глупо. Мы не преступницы. Мы сглупили. Следовало позвонить маме. Ребенка еще можно было спасти… Никто из нас не знал, что родится настоящий ребенок.