До самой смерти

Адам всегда хотел стать лучше. Однажды сказал, что не заслуживает меня, а я испугалась и заставила поклясться, что он никогда больше не будет так говорить и никогда меня не бросит. Мы поженились.

Родили детей. По ночам Адам качал их на руках и улыбался белозубой улыбкой, я и думать забыла про горы. Про мечту о путешествии в Китай.

Адам многому меня научил – чувствовать себя красивой, несмотря на кривые зубы; играть в крикет – к урокам он подходил с серьезностью прирожденного учителя. В крикете я была ходячим недоразумением, никак не могла ударить по мячу. Для меня оставалось загадкой – как такой тонкой битой попадают по такому маленькому предмету.

Адам не терял терпения:

– Расслабься. Не нервничай. Главное, не отводи взгляд от цели!

Я помню день, когда впервые получилось – великолепный глухой звук и мячик, летящий через пляжную площадку.

Помню пьянящую радость и ощущение абсолютного счастья. Улыбался Адам, улыбался беззубым ротиком малыш в рюкзаке за его спиной, и я сияла, не стесняясь своих изъянов.

* * *

Когда мы наконец подъезжаем к больнице, я вне себя от волнения выпрыгиваю из машины и несусь по ступеням к главному входу, даже не расплатившись. На полпути падаю, обдираю коленку, мой несчастный водитель помогает мне подняться. Тут я понимаю, что в сумочке всего лишь десять фунтов.

– Простите! Этого ведь недостаточно? За поездку…

Он смотрит в мои полные слез глаза и качает головой.

– Ничего страшного. Десятки хватит. Идите скорее! Удачи!

У входа завывает сирена «Скорой». Гул голосов доносится словно издалека. Я у стойки администратора. Кружится голова. Кругом люди – толкаются, суетятся. Тоже сходят с ума.

* * *

Закрываю глаза и погружаюсь в еще одно воспоминание. Худшее в моей жизни. То самое. Салли, Кэрол и я. Нам по четырнадцать лет. Я, как и сейчас, думаю о «Скорой». Пахнет кровью. Отчаянием…

– Все, Кэрол! Я вызываю врача!

Пытаюсь отойти от кровати, но Кэрол, скрючившаяся от боли, одной рукой вцепляется в ворот моей пижамной рубашки, другой держится за живот.

– Нет, пожалуйста, Бет! Все будет хорошо.

– Хорошо? Все будет хорошо? Кэрол, ты просто себя не видишь! Вдруг ты умрешь?!

– Боже мой! Бет, она умирает? Ты правда думаешь, что она умирает?

Салли, белая от страха, комкает хлопчатобумажную салфетку, которую мы использовали как компресс.

– Я не умираю! – восклицает Кэрол с гримасой боли на лице. – Это ребенок! Ну или выкидыш… Я не знаю.

Салли рыдает и одновременно давится. Похоже, ее сейчас вырвет, или она потеряет сознание – или и то, и другое. Я не выдерживаю напряжения, у меня подкашиваются ноги, и я опускаюсь на пол рядом с Кэрол.

Мы убрали постельное белье, чтобы не испачкать, а прокладок, которые я купила, явно недостаточно. Крови много. Очень много…

– Надо перебраться в ванную! – говорит Кэрол.

– Нет, Кэрол! Мы сами не справимся! – говорю я. – Нам необходима помощь! Тебе надо в больницу! Я звоню маме!

– Нет, Бет! Умоляю! Пожалуйста! Меня исключат. Мы больше никогда не увидимся. Моя мама… она этого не переживет. Прошу тебя!

Кровотечение – то более, то менее интенсивное – продолжается около двух часов. Конец пасхальных каникул, девочки гостят у меня – мы собирались побыть вместе вдали от школы и сообразить, как выкручиваться из адовой заварухи. Кэрол давно не упоминает про аборт – ее все равно не примут без маминой подписи, да и по округлившемуся животику под мешковатыми свитерами понятно, что в любом случае уже поздно.

Салли строит утопические планы – все втроем бросим школу, пойдем работать продавщицами, снимем квартиру и будем растить ребенка вместе (родители нас, разумеется, выгонят). У меня предложений нет – ни одного. Мы много спорили в тот вечер. Полные отчаяния. Испуганные. И тут началось кровотечение.

Мама на работе – в магазине подержанных вещей, а после собирается на день рождения коллеги, не заходя домой. Папа уехал в Эссекс на пару дней – посетит очередное спортивное мероприятие Майкла, а потом отвезет его в школу.

Кэрол утверждает, что срок примерно двадцать пять недель – чуть больше или чуть меньше. Мы точно не знаем. Живот последнее время трудно скрывать. Она утягивалась идиотским поясом, грудь у нее вдруг стала огромная, а на подбородке высыпали ужасные темные пятна. Как-то сестра Вероника принялась рассматривать лицо Кэрол, и та залилась краской – испугалась, что пятна ее выдадут. Как будто это единственное, что выдавало…

– Кэрол, у тебя роды? Ты рожаешь?

– Понятия не имею! Не знаю, Бет.

* * *

– Вам нехорошо? – раздается участливый голос.

Медсестра крепко берет меня под локоть – как раз вовремя, потому что ноги вдруг подкашиваются.

– Дышите. Медленный вдох! – командует она, усаживая меня на ближайший стул у стойки администратора, заставляет склониться, опустив голову между колен.

Предлагает чай. Я не хочу чай, мне нужно найти Адама.

– Адам Картер? Да, он попал в аварию. Говорят, водитель скрылся с места преступления.

Потом она что-то выясняет на стойке, смотрит в компьютер. Настаивает, чтобы я посидела, пока не приду в себя, потом снова берет под локоть.

– Я вас провожу. Сюда, пожалуйста. Осторожно!