До сих пор

Медведь посмотрел на меня и произнёс с ужасным французским акцентом: «Я видела Логана».

С каждым вечером становилось только хуже. К тому же она безумно влюбилась в Марлона Брандо и хотела покинуть шоу. Но продюсеры отказались освободить ее от контракта, поэтому она решила, что заболеет пневмонией. В перерыве одного из спектаклей она вышла на улицу и стояла под дождём, а затем вернулась на сцену, совершенно мокрая, как только что из душа.

День за днем я не знал, что она выкинет еще. Иногда она просто уходила со сцены и не возвращалась. Иногда она отказывалась говорить. Я не знал, на какую тропу свернёт этот медведь. Я находился на сцене в течение всей пьесы, поэтому начал готовить монологи на тот случай, если она снова решит уйти за кулисы.

Что-то произошло между нами. Возможно из-за сигары, когда я глубоко затянулся и выдохнул ей прямо в лицо, — но она прекратила разговаривать и со мной. Большинство актеров были молодыми азиатами, такими же неопытными, как и она, и они тоже перестали со мной разговаривать. И вот я играю главную роль на Бродвее, моё имя — над входом в театр, мистер Бродвей, мой город, и никто со мной не разговаривает, за исключением парочки белокожих актеров. Ну, слава богу, думал я, у меня хоть есть, с кем поговорить; правда, это было еще до драки.

Одним из этих актеров был австралиец — олимпийский чемпион по плаванию, и, к несчастью, он считал, что должен получать больше денег. Меррик ему отказал, и поэтому он тоже был зол на всех. У нас с ним была большая совместная сцена, благодаря которой он имел свою порцию зрительского смеха. Обычно после финальной генеральной репетиции шоу замораживается — то есть предполагается, что в таком виде спектакль и будет исполняться каждый вечер. Но, как правило, так случается, что спектакль «скользит» — согласование действий по времени немного меняется, а спустя некоторое время эти небольшие изменения становятся гигантскими. Такое происходит с каждым шоу, и обычно режиссер через несколько недель корректирует его. Но Логану было отказано от театра — поэтому он так и не пришел. Вместо него корректировал пьесу его помощник, и в итоге её всю перекосило. Она развалилась на куски.

После того как этот австралийский актер произносил свою смешную реплику, он клал руку мне на плечо. Спустя несколько недель я заметил, что если зрители смеются, то он спокойно кладет свою крепкую руку на моё плечо — но если публика молчит, то этот олимпийский пловец, который был сложен как австралийский олимпийский пловец, сильно бьёт меня по плечу. В итоге я пошел жаловаться помощнику режиссера: «Я в ужасе жду этого момента. Если публика не смеётся, он колотит меня. Не могли бы вы любезно сказать ему: „Пожалуйста, не бей Билла по плечу?“»

Однако это только еще больше разозлило его, и он начал бить меня сильнее и сильнее. Я ходил и к Джошу Логану, и в профсоюз. Я испробовал всё, лишь бы остановить этого парня. Но никто не мог мне помочь, потому что пьеса превратилась в хаос. Она полностью вышла из-под контроля.

Как-то раз перед спектаклем я зашел в его гримёрку: «Я тебя уже вежливо просил, — начал я, — теперь же я говорю тебе. Если ударишь меня еще раз, я врежу тебе прямо на сцене».

Но вместо того чтобы считать это предупреждением, он воспринял мои слова как вызов. И на спектакле хлопнул меня по плечу. Я развернулся и вмазал ему. Он остолбенел, но кое-как всё же убрался со сцены. В тот момент, когда закончился первый акт и опустился занавес, он метнулся через сцену и приготовился дать мне такого тумака, что я вылетел бы оттуда прямо на Аллею Шуберта. Я ловко уклонился от удара, и вместо меня он ударил нашего восьмидесятишестилетнего заведующего реквизитом. Тот рухнул без чувств прямо на сцене. Как раз тогда, когда начал подниматься занавес.

Я был в отчаянии. У меня были жена, и ребенок, и ипотека. И в этом отчаянии я начал говорить свои реплики быстрее. Я менял интонации и эмоции. Только за счет ускорения темпа и смещения логического ударения слов я сократил пьесу на пятнадцать минут — и зрители начали смеяться. «Я люблю тебя» превратилось в «я люблю тебя?» Мы будто издевались над этой высокопарной мелодрамой, превратив ее в легкомысленную комедию.

И шоу стало хитом. Комедией. Мы играли ее четырнадцать месяцев, и я выиграл несколько актерских премий от крупных театральных организаций. А потом, когда сняли киноверсию, мне предложили купить билет и посмотреть, как Уильям Холден исполняет мою роль. Я был удивлен его игрой. Очевидно, он совсем не понял пьесу — он думал, что это серьезная история о любви.