Меня затрясло. Один выстрел. Я актер, я актер. Наконец зверь вышел на открытую местность и встал. Это было самое великолепное и ужасающее существо, что я когда-либо видел; он казался почти доисторическим. Он был в сорока ярдах от нас, и только в этот момент я оценил то опасное положение, в которое себя поставил. И только потом я осознал весь ужас.
Он опустился на все лапы и пошел в нашу сторону. Но вместо того, чтобы пойти вдоль речки, он спустился в ее русло, которое было на два фута ниже уровня земли. Я видел, как его спина перемещалась по диагонали на уровне горизонта. Абсолютно инстинктивно — разумеется, я совершенно об этом не думал, — я выскочил на открытое пространство и побежал к медведю. Операторы бежали позади меня. Я прицелился. Медведь развернулся от меня под прямым углом, представляя собой уже более узкую мишень, но я на бегу поднял лук и пустил стрелу. Я следил взглядом за ее полётом, как если бы она двигалась на транспортёре. Казалось, что она летит точно в медведя. Но медведь продолжал бежать; он повернул и скрылся в деревьях.
Мне потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, что мы находимся всего в двадцати-тридцати ярдах от раненого животного. Мы не знали, что он там делает. Гид поднял винтовку и несколько раз выстрелил, ожидая, что медведь выскочит из лесополосы прямо на нас. Даже сквозь густую листву мы услышали, как он с треском повалился, а затем всё стихло. Гид так спокойно, как будто мы были не на ТВ-шоу, а в фильме, сказал: «Нам попался какой-то неправильный медведь». Никто не шевельнулся; мы поняли, что на нас набрёл доведённый до отчаяния зверь.
Мы сели там же, где стояли, ожидая в полнейшей тишине, нарушаемой только биением моего сердца. В отличие от пули, убивающей ударом, стрела имеет три-четыре лезвия и убивает порезом, так что подстреленное животное падает и истекает кровью до смерти.
Раненое животное ждет, чтобы атаковать. Мы выждали полчаса, а затем гид пошел в лесок в поисках этого медведя. Операторы пошли за ним. Они обнаружили мёртвого зверя в кустарнике. В солнечном свете по его гигантской спине плясали тени, и медведь казался еще живым и страшным. Мы ткнули его — убедиться, что он действительно мертв.
И в тот момент во мне что-то изменилось — из охотника я превратился в того, кто, поймав муху, выпускает ее в окно. Я больше ни разу не выстрелил в живое существо. Глядя на это величественное животное, я осознал поразительную глупость того, что я только что сделал, и это повергло меня в шок. Я понял, что уничтожить чью-то жизнь — значит уничтожить частицу себя. Это тщеславие, этот идиотизм… И пока я смотрел на медведя, я понял, что тут нет ничего общего с отвагой.
Например, с такой, что вывела меня на сцену вместе с красавицей Франс Нуйен в пьесе «Мир Сьюзи Вонг». Мы с Глорией переехали обратно в НьюЙорк и купили небольшой домик в Хастингсе-на-Гудзоне за девятнадцать тысяч долларов. Это было большим шагом для меня и это подстёгивало. Для актера подобные обязательства могут быть пугающими. Но я был уверен, что потяну их, ведь мне должны будут платить за главную роль в бродвейском шоу по семьсот пятьдесят долларов в неделю. Это были огромные деньги для 1958-го года. Моё имя должно будет красоваться над названием пьесы: «УИЛЬЯМ ШАТНЕР В…» С подсветкой: «УИЛЬЯМ ШАТНЕР В…» Я помню, как название пьесы впервые вывесили на козырьке. Я ходил взад-вперед по Западной 44-й улице, просто чтобы полюбоваться на него, а затем возвращался вечером — посмотреть на него в подсветке.
Конечно, я понимал весь риск. Бродвейское шоу может открыться и закрыться в одну ночь. Если ты получаешь плохие отзывы, то на следующее утро освобождаешь гримёрку. И если бы такое произошло со мной, мне бы заплатили седьмую часть от недельной зарплаты — то есть я бы получил сотню долларов за спектакль и сердечное рукопожатие. А плату по закладным в конце месяца никто не отменял.
Но меня это не волновало. Я работал с королями Бродвея: Мерриком, Озборном и Джошем Логаном. Логан режиссировал такие шоу, как «Мистер Робертс», «Юг Тихого океана», «Фанни» и «Энни получает ваше оружие»; он выиграл Пулитцеровскую премию, а годом ранее номинировался на «Оскар» за режиссуру фильма «Сайонара». Меррик продюсировал «Фанни» и «Сводника». Пол Озборн сочинил бродвейскую классику «Morning’s at Seven», а также сценарии к фильмам «К Востоку от рая» и «Юг Тихого океана». Их имен на афише было достаточно, чтобы впервые в истории Бродвея собрать более миллиона долларов на предварительной продаже билетов. Большая часть этих денег поступила благодаря новому бродвейскому феномену: пригородные театральные сообщества — большие группы людей — выкупали целые блоки билетов, основываясь только на анонсах. Но подозреваю, что в нашем случае, некоторые из них ошибочно полагали, что покупают билеты на новый мюзикл Роджера и Хаммерстайна «Песня барабана цветов», что открывался через дорогу напротив. Но я был более чем уверен в успехе. Привет, Бродвей! Встречайте меня! Я — мистер Бродвей, я поймал этот город за хвост!