Читаем До сих пор полностью

К счастью, первые из многочисленных проектов, что обещали сделать из меня звезду, звездой меня не сделали. А годом ранее, впервые в своей истории, M-G-M потеряла деньги и фактически пыталась избавиться от своих контрактов с актерами. И если они позволили уйти таким актерам, как Пол Ньюман, то, разумеется, они не будут биться, чтобы удержать Уильяма Шатнера. Подозреваю, что, когда я официально попросил освободить меня от контракта, руководители студии запрыгали от счастья.

Кен Голливуд даже не махнул на прощание. Но мне было всё равно — я снова ехал в НьюЙорк, чтобы стать звездой.

<p>ГЛАВА 3</p>

Несколько раз я бывал на волосок от смерти. Я охотился на бурого медведя, одного из самых свирепых животных, вооруженный всего лишь луком и стрелой. Я стал лучником, пока мы снимали «Александра Великого». Мне нравилась стрельба из лука; я упивался красотой изогнутого лука и отлично сбалансированной стрелой. Поражение цели с помощью сделанной вручную стрелы — это настоящее искусство. Я достаточно напрактиковался и стал довольно искусен в этом деле. Я охотился на оленя и кабана, так что когда представители телешоу «Американские спортсмены» предложили мне поохотиться с луком на бурого медведя на Аляске, я подумал, что это будет захватывающее приключение.

Я не представлял, во что ввязываюсь. Где-то в уголке моего разума таилась мысль, что я не пострадаю, ведь только каскадеры получают травмы. Наверное, я начал понимать, что это не совсем так, когда мы сходили с самолета в Анкоридже (Аляска) и наблюдали, как из маленького самолета вынесли на носилках двух мужчин и быстро погрузили в машину «скорой помощи», которая тут же умчалась с ревущими сиренами. Я спросил конвоира, что это было, и он мрачно ответил: «Их растерзал гризли». Кто-то еще мне рассказывал о большом бараке из гофрированного железа времен Второй мировой войны, вся задняя стена которого была завешена шкурой гигантского гризли. И я слышал истории об индейской деревне, уничтоженной бешеным гризли, убившим двенадцать человек. Медведь-гризли — невероятно сильное животное. На короткой дистанции он быстрее скаковой лошади, одним ударом лапы он может сломать спину северному оленю, а когда ему угрожают, он атакует.

Бурый медведь еще крупнее и свирепее, чем гризли. Бурый медведь достигает роста девяти футов и может весить более тысячи фунтов. У меня же были лук и стрела.

Мы полетели к Алеутским островам. По сути, это было более сложное и опасное дело, чем просто охота; и я только что сам видел результаты такой охоты — их вынесли на носилках из самолета. Вот для телевидения это была охота, имея в виду, что операторская команда должна следовать строго позади меня и сделать последовательный ряд кинокадров за один раз. «Поражение с одного раза» — так мы это назвали. Если зрители не увидят, как моя стрела поражает медведя, они могут заподозрить, что это монтаж, — подумали мы. Помимо меня наша команда состояла из двух кинооператоров и профессионального гида, вооруженного мощной винтовкой.

Десять дней мы жили в лачуге на берегу речки, и этого времени было более чем достаточно, чтобы я начал подвергать сомнению всю эту затею. Неужели есть что-то более ужасающее, чем сама мысль о гигантском существе, пожирающем тебя живьём? Не ударяя тебя сходу насмерть, не начиная с твоего горла, а разрывая твое нутро огромными когтями, пока ты еще в сознании. Медведи убивают, вырывая твои внутренности; ты не умираешь тотчас же. У меня начались кошмары. Мне снилось, что я не знаю, как реагировать в тот момент, когда животное разозлилось и смотрит на меня, а мне нужно стрелять. Один выстрел, у меня только один выстрел. Там не было каскадеров, не было дублей, только я, вооруженный луком и одной стрелой. Это было сумасшествие. И тот медведь не знал, что я всего лишь актер.

«Что я здесь делаю?» — спрашивал я себя каждый день. В итоге, спустя десять дней нам передали по радио, что в нашем направлении идет медведь. Его заприметили с аэроплана, что было против правил, но это ведь американское телевидение. Мы ждали у речки. Противоположный берег реки был покрыт полосой деревьев и кустарника, а позади — бесконечная тундра. Мы старались много не разговаривать, и думаю, что остальные члены команды нервничали не меньше меня.

Была поздняя осень. Я был одет в пухлую парку. Мне никогда не приходилось стрелять из лука в такой одежде — я чувствовал себя неуклюже. Пока мы ждали, гид указал на низкую поросль с густой ежевикой. Медведь пробирался понизу, скрытый зарослями. Я не видел его. Между деревьями был просвет, и тут он появился. «Вот что он собирается сделать, — прошептал гид. — Он подойдет ближе к деревьям, станет на краю на задние лапы и будет озираться. Если он нас не заметит и не учует, он опустится на все лапы и пойдет в нашу сторону. Если он поймёт, что мы тут, он побежит в тундру, на открытое пространство».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное