Читаем До сих пор полностью

Не помню точно, в какой момент я понял, что «Мир Сьюзи Вонг» — настоящее бедствие. Возможно, осознание пришло во время репетиций, когда соисполнительница главной роли, Франс Нуйен, перестала разговаривать с Джошем Логаном, из-за чего он прекратил ходить на репетиции. А может, это произошло во время наших первых спектаклей, во время злополучной драки на сцене с одним из актеров, когда тот актер замахнулся на меня и промазал, случайно ударив восьмидесятишестилетнего заведующего реквизитом. Или это случилось на одном из первых спектаклей, когда я услышал, как в зрительном зале кто-то громко прошептал: «Ты после этого еще будешь меня любить?»

Меррик и Логан, должно быть, понимали — они были слишком умны и опытны, чтобы не понимать, — что к тому времени, когда они пускали в плавание этот бродвейский «Титаник», в кассе было слишком много авансовых обязательств, чтобы закрыть его. Проблемы начались с Франс Нуйен, которая еще три года назад работала портнихой во Франции, где ее и нашел на пляже фотограф журнала «Жизнь» Филипп Хальсман. Почти сразу же после приезда в Америку Джош Логан снял ее в киноверсии «Юга Тихого океана», где она была великолепна, потому что ее героиня говорила только на ломаном английском. Воодушевлённый ее успехом, он предложил ей главную роль китайской проститутки в пьесе «Мир Сьюзи Вонг».

Франс Нуйен была невероятно красива, люди были поражены ее красотой. Она могла бы стать звездой на фотографиях или в музее восковых фигур, но на Бродвее актеры должны еще и говорить, и двигаться, и выражать эмоции — а это очень сложные вещи для актрисы, не говорящей по-английски. Она заучивала свои реплики фонетически и в большинстве случаев не понимала эмоциональной окраски слов, которые произносила. Она совершенно не представляла, что значит играть на сцене. И, насколько я знаю, она никогда даже не видела ни одного бродвейского шоу.

«Мир Сьюзи Вонг» — это любовная история, происходящая в Гонконге. Я играл канадского художника, влюбляющегося в китайскую проститутку и пытающегося направить ее на путь истинный. Нас встретили прохладными отзывами, и если бы не театральные сообщества, мы бы закрылись на следующее утро. Но билеты были распроданы на три месяца вперед, так что шоу должно было продолжаться. Публика возненавидела спектакль. К нему прекрасно подойдет старая шутка: наше шоу так трогало зрителей — что они буквально трогались с места целыми рядами и покидали шоу на середине представления. И эти люди предпочитали стоять на зимнем холоде, ожидая автобус на углу Манхеттена, чтобы добраться до своих пригородов, чем сидеть в тепле и смотреть наше шоу.

Я буквально видел, как моя карьера летит под откос. Я был в отчаянии. И как раз в тот момент, когда кажется, что хуже уже ничего не случится, медведь встал на задние лапы! Он был ужасен. Франс Нуйен была удивительно наивной девушкой — и в то же время чрезвычайно заносчивой. Это был какой-то дворовый гонор, защитный механизм, выражающийся гневом. Я никогда не видел ничего подобного. Если ей что-то не нравилось, она становилась настоящей фурией. Будь она опытным актером, она могла бы использовать эти эмоции в своей игре, но она просто бесилась. Я уже толком и не помню, чем Джош Логан разозлил ее, но после этого она отказалась с ним разговаривать. И не просто разговаривать — она сказала, что, если Логан придет в театр и станет за кулисами, — она вообще больше слова не произнесет. Какова наглость! Эта девчонка велела королю Бродвея держаться подальше от театра! Хотя, по правде говоря, подозреваю, что Логан не сильно огорчился. Спасение этого шоу было за пределами его необыкновенных талантов. А у меня, однако, был двухлетний контракт. Я был обязан находиться с ней на сцене каждый вечер.

На одном из спектаклей, вскоре после премьеры, я произнес очередную реплику и ждал ее ответа. В театре есть старое правило: если драматург потрудился написать реплику, предполагается, что актер должен ее произнести. Не зависимо от желания актера. Но она сидела на стуле, уставившись в зрительный зал, — в абсолютном молчании. Она не собиралась говорить. Скорее всего, в слабом освещении зала ей показалось, что в последних рядах стоит Логан. После нескольких секунд ожидания я выдал что-то экспромтом и снова ждал ее очереди. Но она опять не произнесла ни слова. Пришлось придумать что-то еще. Для актера это еще хуже, чем просто забыть свои слова — по крайней мере, если ты забыл, есть вероятность того, что тебе кто-то подскажет. Но это… В подобных случаях ты должен сделать что угодно, лишь бы спасти ситуацию. Поглубже вдохнуть и начать говорить. В какой-то момент я даже выбежал за кулисы, чтобы спросить помощника режиссера, что делать. Но помощник режиссера, руководивший спектаклем в отсутствие Логана, лишь пожал плечами. Я выскочил обратно на сцену и продолжил говорить. К счастью, наконец-то опустился занавес, завершая акт.

«Ты совсем рехнулась?» — должен был я ей сказать. Но вместо этого я спросил, в чем дело.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное