Читаем До сих пор полностью

О боже, ну что на этот раз? Все известные люди, так или иначе, имеют неизбежные и непредвиденные встречи с фанатами, которые не всегда можно назвать приятными. А иногда они даже опасны. Я надеялся, что это будет очередное: «Я написал сценарий, специально для вас, и уверен, что вы захотите узнать поподробнее. И поэтому мы сейчас вместе. Итак, страница один, сцена первая. Прекрасный день, но собираются грозовые тучи…» Однако это было нечто совершенно другое. «Когда я был в плену во Вьетнаме…» — начал он свой рассказ и сообщил, что провел несколько лет в лагере для военнопленных в Северном Вьетнаме. Он рассказал мне ужасающие истории о том, как их сажали в клетках на цепь, истязали, били, не давали воды и еды. Но одна из тех немногих вещей, что помогали ему не сломиться, им всем не сломиться, — объяснил он, — и сохранить рассудок, была игра в «Стар Трек», в которой они играли наши роли. Постоянно меняя роли и воспроизводя различные сцены по памяти, им удавалось сохранять свою психику и надежду. «Стар Трек» дал возможность ему выжить, пояснил он, и сейчас он просто хочет меня поблагодарить.

К тому времени, как он закончил рассказ, мы оба плакали. И никакого сценария он не написал.

Просто удивительно, что какое-то телевизионное шоу имеет такую силу и может воздействовать и на ученых, и на солдат, и чествоваться начиная от Симпсоновского института и кончая Лас-Вегасом. Но было и еще кое-что, гарантировавшее, что капитан Кирк переживет конец миссии «Энтерпрайз». В середине семидесятых режиссер Джон Карпентер раздумывал над созданием персонажа по имени Майкл Майерс для своего ужастика «Хэллоуин». После недолгих дебатов по поводу использования для персонажа клоунской маски художник-постановщик Томми Уоллес купил за 1,98 доллара маску капитана Кирка в магазине фокусов Бёрта Уиллера на Бульваре Голливуд. Затем он расширил отверстия для глаз и из пульверизатора раскрасил маску в синевато-белый цвет. Так родился Майкл Майерс.

Часто с детьми, а позже и с внуками, я отправлялся клянчить сладости на Хэллоуин. Сама постановка вопроса, что можно ходить из дома в дом, требуя сладости, всегда привлекала меня. Будучи однажды в гостях у своей дочери Лесли, я захотел пойти с внуками по домам с традиционным требованием конфет в обмен на жизнь — но у меня не было ни костюма, ни маски. Хмм… что мне оставалось делать?

А вот что! Я надел маску Уильяма Шатнера и облачился собой. Каждый, кто открывал дверь, узнавал меня, но никто не знал, что это я.

Я всегда буду помнить, скольким я обязан «Стар Треку» — долговечности моей карьеры, огромному количеству незабываемых моментов на конвентах и иных мероприятиях, чекам, что позволили мне наконец-таки скопить более восемнадцати сотен долларов в банке, и почти двум огромным чашам вкуснейших хэллоуинских сладостей.

Глава 6

А давайте я расскажу вам о том, как смерть положила начало идее. После того как я перевез тело отца обратно в Монреаль, мне нужно было подобрать ему гроб для похорон. Отец приехал в Канаду в качестве иммигранта еще на заре двадцатого века. Он всю жизнь пытался перевезти своих родных с их бывшей родины в Канаду. Он знал цену каждому доллару и тому же учил и меня.

Я стоял в демонстрационном зале и смотрел на различные гробы. Что я знаю о гробах? Какие для них используются материалы? Чем они отличаются? Я ничего не смыслил в гробах. И пока я оглядывал ряды красиво расставленных гробов, я будто слышал голос отца: «Билли, ты что, шутишь? Забудь об этих освинцованных гробах, на кой черт мне такой? Просто положи меня в милый, но простенький деревянный гроб». И конечно, это было самым разумным решением.

Я купил такой гроб — и отца положили в него. Во время панихиды, пока раввин произносил надгробную речь, я повернулся к сидящей слева от меня сестре и сказал: «Джой, папа мной бы очень гордился. Я так выгодно купил его гроб».

Она несколько секунд обдумывала мои слова и спросила: «Как? Ты купил подержаный?»

Я рассмеялся, затем повернулся вправо и рассказал это второй моей сестре. Она передала шутку дальше, и вскоре большинство людей, находящихся в зале и скорбящих по этому замечательному человеку, смеялись. И тогда меня осенило: как легко смех и горе могут оказаться рядом! Я никогда этого не забуду.

Много лет спустя, в августе 1999 года, я сидел, погруженный в шиву по моей трагически погибшей третьей жене, Нерин Шатнер. Для тех, кто не знает, это важный ритуал в еврейской традиции, когда после смерти любимого человека его или ее родные неделю сидят дома в трауре, который называется «Шива». В течение этого времени домой приходят друзья — выразить свое уважение и утешить семью. Там всегда много еды, люди рассказывают истории об усопшем, и часто можно услышать смех. Это правда замечательная традиция, которая действительно помогает людям справиться с невыносимой болью потери любимого человека.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное