– Считай, что ты уже похищен. – Тулькин достал из кармана пять пакетов с молотым перцем. – Ползи на кладбище, – сказал он.
– А ты?
– Я сзади. Я буду посыпать перцем траву... Чтоб собаки след не взяли...
И я пополз... к славе, к известности, ко всему тому, что меня ждало впереди! Да, но если бы я знал, что меня ждёт впереди, я бы, конечно, давно повернул обратно, но я не знал и поэтому всё полз, полз, полз... до тех пор, пока не уткнулся макушкой в дверь сторожки. Не поднимаясь на ноги, я подцепил дверь рукой и потянул её. Дверь со скрипом отворилась, я подполз на животе к лестнице. Тулькин пыхтел и чихал (от перца, наверно!) где-то сзади. Взобравшись по лестнице на чердак заброшенной сторожки кладбища, я сел на пол, привалился спиной к стропилу, а Тулькин, достав из чемодана верёвку, стал с удовольствием опутывать меня по рукам и по ногам. Потом он с наслаждением стал заталкивать мне в рот кляп.
– Да не весь толкай! С ума сошёл, что ли! – промычал я. – Думаешь, это большое удовольствие?
Тулькин оставил в покое платок и, вынув из кармана пакет с молотым перцем, начал посыпать вокруг себя, освещая пол электрическим фонарём, хотя было ещё светло. От его перца у меня сразу же засвербило в носу, и я с трудом удержался, чтобы не чихнуть.
– Осторожней сыпь! – промычал я сквозь платок. В носу защекотало сильнее, поэтому я не удержался и всё же чихнул.
Тулькин осветил меня фонарём, полюбовался немного моим видом (связан по рукам и ногам, во рту кляп!) и сказал:
– Ювелирная работа!
А я сказал с кляпом во рту:
– Му-у-ум-эуа-э-э, – что без кляпа бы означало: «Тулькин, не теряй время, скорей подбрасывай письмо!»
Тулькин меня прекрасно понял, он подмигнул мне, спрятал моё письмо за подкладкой кепки и, пятясь, стал слезать с лестницы, посыпая ступеньки молотым перцем.
ЧАСТЬ 2
Позовите к телефону вашу собаку
Рассказ пятый
ТУЛЬКИН ТОРГУЕТСЯ
Мой брат Саша как-то показывал мне заметку об одном интересном случае, о котором было напечатано в одном журнале. Значит, в Испании жила одна женщина-испанка, которая всю жизнь разговаривала на испанском языке. Однажды, когда она проходила мимо какого-то дома, ей вдруг на голову с балкона свалился какой-то предмет и сильно ударил её по голове. Женщина-испанка потеряла сознание, а когда пришла в себя, то вдруг заговорила на чистом английском языке. Учёные, конечно, никак не могут найти объяснение этому удивительному событию.
Я почему об этом думал, сидя на чердаке в сторожке, я об этом думал потому, что если бы я попросил кого-нибудь ударить меня чем-нибудь по голове, может быть, я тоже бы вдруг заговорил по-английски. Представляю, как скривился бы Мешков, услышав, как я, гуляя по улице, разговариваю с Таней Кузовлевой совершенно свободно на английском языке. Вопрос весь в том, как сильно меня надо треснуть чем-нибудь по голове, чтобы я заговорил по-английски. И кто согласится это сделать? Сообщника в этом деле мне будет найти, конечно, полегче. В нашем дачном посёлке, пожалуй, каждый из ребят треснет с удовольствием меня чем угодно по голове, только я боюсь, что меня треснут с большей силой, чем это необходимо для овладения английским языком...
– Снижай цену, Завитайкин! – услышал я голос Тулькина, неслышно появившегося на чердаке. – Не хотят тебя выкупать за шесть тысяч.
Я ещё продолжал думать об изучении английского языка с помощью удара по голове, на что Я решился пойти только из-за Танечки Кузовлевой, поэтому я не сразу сообразил, о чём мне, собственно говоря, говорит Тулькин.
– Цену, говорю, снижай, – повторил Тулькин. – Не хотят тебя выкупать за такие деньги.
– А кто тебе сказал, что меня не хотят выкупать? – сообразил наконец я, о чём идёт речь.
– Тишина, – объяснил Тулькин.
– Какая тишина?
– Слышишь? – спросил Тулькин, приникая к чердачному окну. За окном было темно и действительно тихо. Не вообще тихо, а тихо в смысле того, что шума вокруг моего похищения не было никакого. Слышно было только, как Дерябин-Скрябин играл дома на рояле, а на даче у Мешкова орал магнитофон.
– Тишина ещё ни о чём не говорит, – сказал я неуверенно.
– У вас не говорит, а у нас, детективов, всё говорит: обрывок газеты, оставшийся на месте преступления, окурок, пуговица, трамвайный билет могут нам рассказать больше, чем сам преступник. Наобещал с три короба: паника будет! Милиция будет! Ищейки будут! Урра будет!.. Знал бы, что так получится, лучше сидел бы дома и смотрел бы детектив.
– Ты подожди, Тулькин, -сказал я, -ты про письмо скажи, ты подбросил письмо?
– Конечно, подбросил.
– На кухню?
– Как договорились.
– А на кухне кто-нибудь был?
– Сашка всё время торчал. Потом он полез в шкаф, а я в это время – раз! И письмо на полу! Твой брат его поднял! Я дёру!
– Значит, началось... – сказал я.
– В том-то и дело, – ответил Тулькин, – что ничего почему-то не началось.
– Как – не началось?