До свидания, моя хорошая

Около семи входит медсестра. Женщина под шестьдесят с короткими черными волосами и свисающим носом, она кажется мне похожей на ведьму – сестра Габриеле. Она просит меня одеться и пройти за ней. Голос у нее прокуренный и резкий. Говорит со мной громко, будто с глухой, хотя я отлично слышу её – и выходит. А я открываю сумку и первым делом выбрасываю в больничное мусорное ведро всё, что у меня было „для беременных“. Все эти вещи больше не понадобятся. Я надеваю то, в чём ехала вчера.

Стук в дверь палаты – это пришел Сеня.

–Готова? – спрашивает он и я понимаю, что нет, к такому невозможно быть полностью готовой.

Мы выходим и идём вслед за медсестрой. Она идёт впереди, грузно впечатывая шаги в пол, а я стараюсь смотреть только себе под ноги. Только вниз – чтобы ненароком не запомнить эти коридоры и двери, картины на стенах и вообще – всё это. В коридоре нас встречает доктор Вебер и он кажется мне сегодня еще неприятнее, чем раньше. Ведьма Габриеле с чувством выполненного долга замирает возле него в ожидании следующих распоряжений. Он говорит, что сейчас мы соблюдем все формальности, подпишем бумаги, потом надо будет пройти в кабинет 2.12., где будет ждать его коллега.

К нам подходит полная женщина с румяным лицом и представляется акушеркой. Госпожа Херц (нем. „сердце“). Она говорит нам со скромной улыбкой и видимо, на автомате, что носит такую фамилию, с которой лучше бы работать в кардиологии. Но я не могу выдавить из себя даже крохотной улыбки в ответ, мой рот будто свело судорогой. Я думаю, что раз она здесь, раз она будет присутствовать при всём том, что произойдет со мной, то фамилия Schmerz (нем. „боль“) подошла бы ей куда больше. Да, черт возьми, да!

Госпожа Херц сочувственно смотрит на мой живот. Снова формальные вопросы. Но и им приходит конец.

–Пойдемте, – говорит она, – кабинет 2.12 находится прямо за углом. Ваш муж может сопровождать вас, если вы хотите.

Она идёт впереди нас, мы с Сеней, обнявшим меня за плечи, плетемся сзади. Доктор Вебер и сестра Габриеле остаются где-то далеко в коридоре.

Кабинет 2.12 – это ничем не примечательный кабинет с кушеткой и аппаратом узи. Возле кушетки на столике стоит поднос с медицинскими инструментами, среди которых я замечаю специальный шприц.

Акушерка оставляет нас в кабинете и уходит.

Здесь уже сидит врач, это женщина лет пятидесяти. В голове мелькает: „Значит, это она… она, а не этот противный доктор Вебер остановит сердце моей Гретхен…“ Но женщина – эта женщина – не вызывает у меня неприятных эмоций.

Врач представляется:

–Доброе утро. Меня зовут Маргарете Бергман, я буду сегодня… – но её слова далее уже не слышны – сердце тяжелым молотом начинает биться где-то в ушах – Маргарете! Её тоже зовут Маргарете!

Я глотаю воздух – ещё и ещё… дыхание перехватывает… Она хорошая, но дайте, дайте мне другого врача…

Будто услышав мои мысли, на столе оживает телефон. Доктор Маргарете Бергман вдруг поднимает трубку, слушает, говорит торопливо пару слов и быстро выходит.

–Маш? – Сенька стоит надо мной, – Ты очень бледная. Эта врач ушла, потому что её срочно вызвали к кому-то из пациентов, как я понял. Придет кто-то другой, наверное.

–Как хорошо… – вздыхаю я,– как хорошо, что это сделает не она…

Я лежу на кушетке и стараюсь закрыть глаза поплотнее, чтобы не запомнить обстановку в этом кабинете. В этой камере смертников. Хотя это обычный кабинет…

Сердце моё проваливается в яму, когда через десять минут дверь открывается и входят сразу трое: маленький мужчина с кудрявыми черными волосами и намечающейся лысиной, высокая молодая женщина и еще одна, очень миловидная, в розовом халате, который красиво оттеняет её тёмную кожу.

–Здравствуйте, – говорит мужчина, – Мы здесь, потому что доктор Бергман вынуждена была срочно покинуть вас. Я Антонио Моретти, а это – он указывает на высокую женщину, – моя коллега Саския Эммерих.

Я слабо киваю. Девушка в розовом халате неподвижно стоит у двери.

–Здравствуйте, госпожа Островски, – начинает она и я слышу в её речи английский акцент, – я Эми Бёртон, врач из США, я учусь. Можно ли мне присутствовать?

Волна негодования и тоски поднимается во мне. То есть, эта Эми Бёртон будет наблюдать, как сейчас остановят сердце моей дочери? Конечно, это и неплохо, сначала думаю я – она переймет опыт медиков, которые часто проводят такие операции… но… СТОП! Такие операции… и потом приедет назад, в свою американскую клинику и будет там останавливать сердца американским нерожденным младенцам… потому что наберется опыта – в том числе и на моём случае…

Мне становится очень неприятно от этой мысли и я вежливо прошу:

–Пожалуйста, мисс Бёртон, выйдите. Я не хотела бы, чтобы вы присутствовали при этом. Не со мной. Sorry.

–ОК. I’m very, very sorry, – сочувственно отвечает мне молодая врач, тяжело вздыхает и выходит. Мы остаемся с доктором Моретти и доктором Эммерих. Доктор Моретти спрашивает, не хочу ли я в последний раз проверить ультразвуком наш диагноз и отклонения. Но на этот раз ни я, ни Сеня уже не хотим. Мы слишком измучены. Я вообще хочу, чтобы всё это поскорее закончилось.