До свидания, моя хорошая

В комнате есть специальная кровать – она похожа на обыкновенные больничные электрокровати, но шире и в изголовье имеется специальная штанга, которую можно выворачивать туда-сюда, вверх-вниз на схватках. На окне стоят старые весы с декоративными грузиками и рядом с ними – металлическая фигурка аиста без младенца. Вот и правильно, – думаю я, – вот и правильно.

Сеня садится в кресло. Он не знает, что делать, но я кивком головы одобряю то, что он сидит именно там – мне сейчас надо разобраться со своим телом самой. Я ложусь на кровать на бок и подгибаю ноги насколько это возможно. Слёз нет, но меня не покидает ощущение нереальности происходящего. И в какой-то момент мне кажется даже, что рассудок начинает покидать меня. Мне вдруг кажется, что я должна свернуться, как спящая кошка, свить гнездо для котёнка, который никогда не родится живым. Единственное, что я могу теперь – это беззвучно и почти бесслёзно плакать, потому что мне горько и грустно. За окном – послеобеденное августовское небо, немного затянутое облаками. Очень красивый свет. Ветка клёна виднеется за полосками жалюзи и я спрашиваю себя, сколько женщин, рожавших в этой комнате, смотрели на эту ветку и на эти листья? Стук в дверь. Прибегает тощая блондинка с длинными густыми светлыми ресницами – вторая акушерка. Она на бегу представляется именем Франци и интересуется моим самочувствием. Все ОК, – отвечаю я и это, конечно, ложь. Не может быть всё ОК на таких родах. Франци говорит мне еще раз о возможной анестезии.

Мы можем подключить вас к специальному газу, – говорит она, хлопая своими красивыми ресницами (почему я обращаю внимание на такие незначительные мелочи? До сих пор не понимаю.) – тогда вы почти ничего не почувствуете.

Но я не хочу так. Я не готова так. Я не понимаю, как можно просто не почувствовать рождение собственной дочери… И я мотаю головой.

–Вы хотите посмотреть на ребенка после родов? – озабоченно спрашивает девушка и видно, что в её практике бывало уже всякое. – Если не хотите – я могу принести специальный контейнер. Мы положим его вот там, – она неопределенно указывает на место в районе моих ног, – а когда ребенок родится, я положу его туда и мы сразу унесём его на обследование.

–Франци, я хочу не просто увидеть свою дочь, я хочу взять её в руки сразу после родов… я хочу, чтобы это были нормальные роды… понимаете? Контейнер не нужен, спасибо.

На её лице я читаю понимание. Я знаю, что не все могут вынести вид мёртвого ребенка, но на всех – плевать. Сейчас есть только я и мои ощущения.

На часах – 12:27 Потихоньку начинает действовать таблетка, провоцирующая роды – начинает схватывать внизу живота, но пока что это довольно безобидные ощущения. Франци убегает в коридор, где, как я понимаю, должна проконсультироваться с врачём и доложить обстановку.

Сеня, сидя в своём кресле пытается подбадривать меня, но он ужасно растерян и подавлен. Он предлагает что-нибудь почитать мне вслух, чтобы отвлечь.

–Хочешь новости? – спрашивает он, – я буду сразу переводить на русский.

Но слушать новости мне совсем не хочется. Тогда Сенька начинает зачитывать мне на память все стихи, которые он помнит – а помнит он их, надо сказать, немало. Очень жаль, что дочка родится мёртвой и мы никогда не сможем шутить, что во время родов её папа декламировал Бродского и Пастернака… и вообще много таких „очень жаль“ и „никогда не сможем“… в нашей с Гретхен истории…

Так проходит час. Я смотрю на часы, стрелка бегает по кругу и мои глаза тоже пробегают эти круги. Схватки идут регулярно и интервал уменьшается. К тому же становится немного больнее.

–Франци, – обращаюсь я к акушерке, – дело, кажется, пошло.

Она ободряюще треплет меня по плечу и говорит о том, что заглянет через полчасика, а сейчас её вызвали к пациентке.

К пациентке с живым ребёнком, – настойчиво подсовывает мне объяснение моё замутненное сознание. Впрочем, такие мысли нормальны, к сожалению. Я вспоминаю свои предыдущие роды, рождение Мишки – тогда всё прошло настолько быстро и легко, что никто не ожидал – и меньше всего я. И это тоже было летом… – к тебе и твоему ребенку можно уже не спешить – так пусть родится тот, которому ещё нужна помощь.

Я смиряюсь и терплю боль. Я понимаю, что в этот раз никакой награды за мои мучения не будет, в конце не будет маленького тёплого тельца, которое обязательно положат тебе кожа к коже. Не будет поздравлений, не будет ничего того, к чему привыкаешь, когда рождаются живые дети. Интересно, а что будет вообще? Я просто должна довести эту историю до конца.

И я веду свою линию, стискиваю зубы и уже начинаю налегать на ручку-рычаг, когда приходит схватка. Потому что становится больнее. Сенька помогает, как может, на разве по силам ему забрать мою боль? Конечно, конечно нет.

Проходит какое-то бесконечно-долгое количество времени, когда прибегает Франци.

–Я пришла, чтобы остаться с вами, – говорит она. Следом входит госпожа Херц. Они смотрят меня и говорят, что дело и правда идёт, как надо.

В 17:44 рождается Гретхен. Я подхватываю её руками.