Уходит медсестра и мы снова одни. На стенах – плакаты с цветами и пухлыми улыбающимися младенцами, которые мне сейчас совершенно не хочется видеть. Я думаю о страшном – о том, что если кости малышки так отстают в развитии, то, возможно, и грудная клетка просто не разовьётся, как надо и не даст развиться лёгким. Тогда она хотя бы умрет сама. Иначе она может родиться живой и если её реанимируют, то… я даже не хочу себе представлять… пожалуйста, думаю я, моя хорошая, Гретхен, уйди лучше сама, не делай так, чтобы нам пришлось… пришлось сейчас прерывать беременность…
Выходит врач, представляется: доктор Бауэр. Он пожилой, в очках и вообще выглядит довольно стандартно для мужчины-врача. Фамилия тоже не из редких. Он отсылает Сеню в дальний угол кабинета на мягкое кресло, а меня немного расспрашивает (опять те же вопросы, я не выношу их уже!), проводит обычный осмотр и включает аппарат узи.
Сначала я не смотрю на монитор и полностью погружаюсь в свои мысли. Наверное, это такая защитная реакция. И вдруг мне начинает казаться, что весь ужас прошедших пяти дней – не более, чем ошибка. Я поворачиваю голову. Вдруг улыбаюсь… Конечно, вот она на мониторе, на черном фоне белыми пятнами – моя дочь! Вот милый носик-пуговка, вот она двигает руками и ногами…
–Отставание в росте костей конечностей, – непреклонно резюмирует доктор Бауэр, проведя замеры и надежда затухает. Углы рта ползут вниз и в груди становится тесно. Я бы не ставил диагноз так однозначно, как госпожа доктор Зеель и господин Кауфман, нужен ещё амниоцентез. Тогда будет немного яснее.
Он поясняет мне, как будет проходить процедура и спрашивает моё согласие. Я молча киваю. Сеня молча кивает. Доктор назначает нам дату, это 22 августа, среда и это уже послезавтра.
Мы выходим из кабинета и первым делом Сенька ищет в интернете подробнее о процедуре, через которую предстоит пройти. Вслух зачитывает мне, что манипуляция предстоит неприятная, но необходимая и лучше всего мне не смотреть на весь процесс.
В молчании едем домой и, выйдя из машины, уже в гараже долго стоим, крепко обнявшись. И Гретхен между нами, там в животе, почувствовав это, начинает пинаться. По моим щекам текут слезы и я шепчу ей: „Милая, милая, не надо, не надо…“, хотя на самом деле пытаюсь запомнить каждое ощущение от её жизни там, внутри…
Дома Мишка и Гришка бросаются к нам из бабушкиных объятий.
–Где вы были? – тут же начинает допрос Гриша.
Сенька – хороший актёр и быстро подстроившись под ситуацию, выдает:
–Мы были на необитаемом острове, помогали пиратам искать клад! Мама нашла, вместе выкапывали и очень устали! Как там ужин? Я жутко проголодался!
–Мам, ты нашла клад? – вопрошает Гришка.
–Да, котик. Представляешь, нашла вот…
Сил у меня совсем никаких нет и я отпрашиваюсь в спальню под предлогом того, что сильно болит голова. Придавлена своей болью, я засыпаю и мне снова снится город и огромный заброшенный дом среди живых и многолюдных улиц. Яркие тряпки колышутся в пустых глазницах окон, какие-то обрывки висят на балконах, а прохожие обходят этот дом, будто никому нет дела до него. Я пытаюсь подойти и войти внутрь, но у меня не выходит. Я даже не могу приблизиться к входной двери…
Когда я проснулась, было уже утро следующего дня, 21 августа.
Среда, 22 августа 2018 года
На сегодня назначен амниоцентез. Я немного успела морально подготовиться к процедуре, почитала о том, как и что – но разве можно подготовиться полностью, когда вопрос стоит ни много ни мало – о жизни и смерти ребёнка?
Я пыталась работать, но в итоге выпросила удалёнку и засела за обработку старых „хвостов“, которые и так уже просит предъявить начальство. Работать сложно, но хорошо, что работа вообще есть – я хотя бы немного могу отвлечься. Сеня все эти страшные дни совсем не работал – взял отпуск и везде сопровождал меня. Снимал немного напряжение и был первым, с кем я могла поделиться мыслями и чувствами от происходящего. На процедуру взятия околоплодных вод мы тоже пошли вдвоем, так было можно.
Гулкий холл клиники, снующие люди, лифты вверх-вниз… Снова поднимаемся в таком прозрачном лифте на все тот же четвёртый этаж. Нас уже встречает врач, он тоже тот самый, доктор Бауэр собственной персоной.
Мы попадаем в кабинет с проворной медсестрой с очень густыми бровями, которая очень быстро носится, помогая врачу и сама постоянно меня подбадривает и понимающе жмет моё запястье перед процедурой. Уже через несколько секунд я понимаю, почему.
Ложусь на кушетку…
Я стараюсь не смотреть и прошу мужа тоже не смотреть туда, вниз – вместо этого мы смотрим друг на друга. Когда шприц наполняется, я с недоумением и испугом вижу, что воды какого-то странного цвета, они желтые, но не мутные, просто цвет некрасивый, неприятный… Насколько я помню, такого цвета вод у меня не было с мальчиками – оба раза были прозрачные.
Я взволнованно спрашиваю врача, нормально ли, что такой цвет. И он осторожно отвечает, что да, и такое бывает, да, темнее, чем норма, но ничего страшного, пугаться не стоит.