Когда София Михайловна с мальчишками вернулись домой, я вдруг резко почувствовала, как мне не хватало их. Я могу сколько угодно хотеть сбежать на необитаемый остров, их часто бывает много и они шумные, требующие постоянного внимания, но когда они бегут в ещё не до конца открытую входную дверь с воплем „мама!“ – это дорогого стоит!
–Мама, что ты делала тут?
–Мама, а мы в зоопарке видели крокодила, у него вооот такая пасть!
–А бабушка купила нам мороженое! С вафлей!
Я слушала этот милый галдёж здоровых детей и понимала, зачем иду на то, на что решилась. Если Гретхен родится и будет больной девочкой (а она будет, результаты генетического анализа не оставили ни одного сомнения в этой печальной правде), то будет ли она счастлива от того, что она не такая, как Гришка и Мишка, как я или Сеня? Сможем ли мы все жить, не переваливаться из одного дня в другой, а именно жить – без мучений, без боли, без постоянной тревоги? „Посмотри на них, – жестко сказала я себе тогда, – ты хочешь для мальчиков такого детства, где всё крутится вокруг больной (неизлечимо больной!) сестры? Страданий для неё? Когда можно всего этого избежать?“
Вечером мы ещё раз вышли погулять все вместе. Мишка гонял на новеньком голубом самокате, Гриша рассекал на велосипеде и в воздухе витала та самая семейная идиллия. Мы с Сеней шли за руку и я отстраненно смотрела на него – как он немного постарел, как на его лицо будто кто-то наложил пергамент и стали просвечивать скрывавшиеся всё это время старческие черты – у ещё молодого по возрасту мужчины… хотя, конечно, он всё тот же, тот же, каким я его встретила…
Когда мальчишки пошли спать, я взяла компьютер и ушла в спальню, попросив не тревожить.
Консультация началась. Психолог – бесконечно милая блондинка Лидия Литвин. Москвичка.
Мы много говорили, много обсуждали. Как это обычно бывает, она держалась нейтрально, но была очень сердечной и свою точку зрения не навязывала. Лишь одно она заметила в самом конце нашего разговора:
–Знаете что, Маша? Я была на вашем месте. Четыре года назад я тоже выбрала фетоцид. Мой мальчик пробыл со мной только 23 недели. Немного позже я смогла снова забеременеть. Через год после моего первого сына родился здоровый и живой – его младший брат.
Я вздохнула и сказала, что больше детей мы, вообще-то, не хотели, что Гретхен станет нашим последним ребёнком. Лидия участливо кивнула и сказала, что это всё правильно и выбор обоснован и верен в нашей ситуации. Она дала мне пару советов, мы попрощались. Дату новой консультации пока не назначали, но договорились оставаться на связи.
Суббота, 25 августа 2018 года.
Есть в моей голове такое особенное и для меня самой негласное правило – не думать заранее о том, что может причинять боль. Я сейчас стараюсь не думать о тридцатом числе, но память постоянно делает мне такую медвежью услугу и подбрасывает, и подбрасывает мне напоминания…
Чашка кофе, которого я налила себе до самых краёв, пролилась от того, что Мишка сиганул прыжком молодого гепарда прямо мне на колени, когда я только села и еще не поставила её на стол.
–Осторожно, котик! Ты заденешь мой живот, там сестричка… – начала по привычке я и осеклась… Он уже не сделает ей хуже, чем сделаем ей мы – меньше, чем через неделю. Но Гретхен с ответ легко толкнула меня изнутри. Я старалась сохранять максимальное спокойствие.
Пришли на электронную почту несколько писем из лабораторий. В текстах был разобран диагноз и прогнозы и они нас с Сеней совершенно убедили в правильности принятого решения. Но дома были дети и мы к полудню оставили их на попечение бабушки, а сами пошли бродить по городу. Сеня впервые за долгое время даже закурил. Впрочем, и он вопросительно посмотрел на меня: можно ли?
–Кури, конечно… мне больше не вредно… устало ответила я.
Он с сигаретой в пальцах аккуратно взял меня за талию и приподнял над землей.
–Ты хорошо держишься. Я не смог бы так…
–У меня нет выбора, Сень… Знаешь, я говорила вчера с психологом из Москвы. Она посоветовала написать письмо Гретхен.
–И ты будешь это делать? Я имею в виду, ты хочешь потратить время на это?
–Всё, что бы я сейчас не делала – это трата времени, – вздохнула я. – Мы с тобой оба знаем, что время засасывает нас, как воронка и несёт навстречу беспощадному тридцатому августа… Но я подумала вот, о чем… я напишу письмо, да, но не только его. Я хочу попробовать сделать фотографии о том, что я думаю и чувствую в данный момент. Сфотографировать эту боль – да и не только боль, заморозить в моменте. Снять хорошие и плохие – разные мгновения, а когда после… после станет совсем срывать крышу, я смогу посмотреть на них и о чем-нибудь вспомнить… Поэтому когда мы вернемся обратно, я возьму фотоаппарат.
–Хорошая идея, но это твое профессиональное, да?
–Профессионально я фотографирую совершенно другие вещи. Как могут фотографии пирогов и салатов стоять даже близко с… я даже не знаю… я хочу просто снимать, называй это странным, называй это, как угодно, но если я не смогу сейчас хотя бы делать кадры – я взорвусь. И ещё – я, вообще-то веду дневник…