Тут муж узнал об этом самом дневнике, хотя, конечно, он понятия не имеет, в каком формате я его веду – пишу ли от руки или набираю на компьютере… Но на самом деле здесь нет правильного варианта – я пишу от руки, чтобы потом набрать на компьютере и сделать из этого книгу памяти нашей дочери. Книгу памяти. Если хватит сил. Сейчас я проживаю сплошной чёрный кошмар, такой, который мне никогда даже не снился. Мне всегда казалось, что больные дети рождаются у кого-то другого, а у нас-то уже есть двое здоровых, значит, это не может быть нашей реальностью. Увы. Может.
Мы возвращаемся домой. По счастью, и София Михайловна, и мальчишки тоже как раз вернулись. Мишка шлепает босыми ногами по полу и обнимает мои коленки: „Мама!“ Они – вот они, рядом, живые, здоровые и тёплые, их можно потрогать рукой, почувствовать, обнять… невольная слеза катится по моей щеке, хотя я обещала себе не плакать в присутствии мальчишек.
Воскресенье, 26 августа 2018 года, осталось 4 дня.
Не хочу никого видеть. Гретхен почти не чувствую, она затихла и сегодня за день шевелилась, может, раза два-три.
Я снимаю, как и собиралась. Пошла в парк перед домом, в котором мы гуляли с младенцем Мишкой в какой-то забытой счастливой (будто бы прошлой) жизни со здоровыми малышами и единственной проблемой – прорезыванием зубок… В парке я немного снимала – листья, тени и блики на воде пруда. Свой живот. Своё отражение в витрине кондитерской. Эти снимки я еще обработаю, они станут черно-белыми (цвета мне сейчас не хочется) – это мой прощальный фотоальбом для дочери. Тот мир, который она никогда не увидит. Это звучит пафосно, конечно. А я вся протестую внутри, но факты… факты… Я снова читала о нашем диагнозе. Нет, мы не можем позволить малышке страдать – пусть она лучше уйдет, так и не узнав, что такое боль… или – узнав? Может быть, ей уже сейчас больно?
Когда-нибудь я перечитаю этот дневник и скажу сама себе, что поступила правильно. Но пока… пока… нет. И это мучительно.
Я сейчас ношу свои „счастливые платья“, которые носила, когда была беременна Мишкой. В них хорошо помещается живот. Погода умеренно-теплая и значит, дохожу в них до того дня. До того дня.
Я сейчас стараюсь быть одна, хотя порой хочется компании и компания эта – не Сеня. Завтра вечером встречусь с Яной. Я не знаю, зачем, но мне нужно поговорить с кем-то, кто ещё не в курсе нашей ситуации.
Понедельник, 27 августа 2018 года, осталось 3 дня.
Осталось 3 дня и это стучит в висках с самого утра. Три. Это два и еще один. А завтра уже станет просто два, а потом один… время просачивается куда-то, катастрофически убывает, как воздух. Как будто мне с каждым днём всё сильнее зашнуровывают горло. И нечем дышать… Сегодня у нас с Сеней днем видео-конференция с врачем из М., который будет через три дня проводить всё вот это… Назначено на час дня. Видео – это чтобы нам лишний раз не мотаться, путь неблизкий.
Этот тип мне сразу не понравился. Доктор Вебер. Говорит будто бы сочувственно, но слышно, что мы для него – лишь рабочий материал. Ну да, мы и есть материал, часть его работы… Он её сам себе выбрал… впрочем, если не этот доктор, то какой-нибудь другой. Так надо, увы…
Обсудили с ним, какие могли бы быть альтернативы, но что-то чем дальше, тем страшнее, так что оставим всё, как решили раньше. Я спросила еще раз о нашей патологии, о нашем диагнозе и прогнозах. Пожимает плечами – вы можете опросить всех медиков в стране, но результат анализа от этого не изменится и на узи не станет вдруг „всё хорошо“. Он знает, конечно. Знает, о чем говорит. Но как перестать в глубине души надеяться? Это глупое качество моего характера.