— Но осмотреть его необходимо сейчас, — наврал Джош. Если по правде, он совсем не разбирался в беременных омегах, просто ему надо было как можно скорее увидеть его и определить, насколько всё плохо и сколько у них времени есть на то, чтобы втереться в доверие к яуту, а потом прирезать его ночью. — Чтобы заранее знать, готовиться ли к операции, или к родам естественным путём.
Он покоится.
— Кто? — тупо переспросил Калеб.
Омега покоится, нельзя будить.
— В криосне, что ли? — вытаращился Джош, не веря своим ушам. — Так давай, вытаскивай его. В конце концов, раз мы согласились, мы должны заранее знать, к чему готовиться. От этого зависит наша жизнь.
Придётся ждать.
— Да уж подождём, — заверил Калеб, с кряхтением присаживаясь обратно на стул. — Давай, веди его сюда.
Яутжа поднялся и вышел, гулко клацая когтями по полу.
— Пиздец, — констатировал Джош, поворачиваясь к чуть живому Калебу. Он, вообще-то, редко позволял себе подобные выражения, но ситуация была, мягко скажем, достойная пары крепких словечек. — Что будем делать?
— Не знаю. Срок большой, аборт уже нельзя. Придётся принимать роды.
— А нам-то с тобой что делать? Я не хочу помогать появиться на свет ещё одному такому же ублюдку. И ты представляешь себе, каково омеге? Ты просто представь, что он пережил. Ладно, я уже молчу про изнасилование. Но это ребёнок инопланетной расы, чёрт знает, как он может прижиться в человеческом организме. Я не врач, и то это понимаю. Скорее всего, бедняга чувствует себя пиздецки плохо.
— Он в криосне, — как-то вяло и задумчиво сказал Калеб. — Ничего он не чувствует. Может, он больше вообще уже не проснётся. Разрежем его спящего, достанем младенца, а ему самому сделаем смертельный укол. Он всё равно после такого нормально жить не сможет.
— Так, не торопись с решениями, — Джош в противовес Калебу почувствовал непреодолимое желание бороться и за себя, и за друга, и за бедного омегу, который уже восемь месяцев лежит в капсуле с яутским ублюдком в животе. — Я предлагаю принять роды, грохнуть младенца не отходя от кассы, а потом и папашу. Омегу заберём и полетим домой.
— А зачем? — у Калеба даже веки были тяжёлые, прикрывали глаза до середины зрачка, и от этого его взгляд становился каким-то томным, будто обдолбанным, — что ты с ним делать будешь? Он же наверняка невменяемый. Либо будет сцены закатывать, либо придётся его, опять же, домой в капсуле везти. И всё равно его дома в психушку упихнут — никто не поверит, что он родил от инопланетянина, а он только об этом трещать и будет.
— А я на нём женюсь, — воодушевился Джош, — я его замуж возьму, будет со мной. Вылечу его.
— Во-первых, тебе пятьдесят восемь. Не поздновато ли жениться? Да и поставь себя на его место, — всё так же лениво протянул Калеб, — его изнасиловала вот эта хуйня. Ты бы смог после такого жить?
— Нет.
— И он не сможет.
— Допустим. Но яута всё равно надо прикончить вместе с его отродьем. С этим ты, надеюсь, согласен?
— Совершенно. Договорились. Только самим надо сначала в божеский вид прийти.
— Да, — согласился Джош. — Надо бы. Ты выглядишь как отбивная котлета — вся рожа в дырочку.
— Пошёл ты, — огрызнулся Калеб.
Они замолчали. Каждый из них в первые же минуты после столкновения с яутжем натерпелся от него столько боли и ужаса, что они боялись даже представить себе, каково было бедному мальчишке. Уж они-то, альфы, чуть в штаны не наделали, когда увидели яута впервые, что говорить об омеге… И что будет, когда он проснётся? Допустим, он ничего и не помнит. А первым делом увидит эти жвала, ощутит собственный живот, вспомнит, что произошло. Так и с ума сойти недолго. Да и вообще, как происходят роды у яутжей? У них, вроде бы, женщины, а не омеги, как и на Земле когда-то. Где гарантия, что детёныш не сжирает собственную мамашу живьём, как паук? Где гарантия, что он прямо сейчас не жрёт его, спящего, изнутри? Маленькое чудовище с клыками и острыми когтями, как личинка питающееся собственным носителем. Джоша передёрнуло от одной мысли, что внутри человека может находиться подобная мерзость.
Вообще Джош, как и все земляне, плохо разбирался в иерархии яутжей, в их отношении к существам, способным носить детей, да и даже в их отношении к собственным детям, и в голове его рисовались самые ужасные картины, как он сам трезво понимал, навеянные ужастиками и байками.
Он как сквозь туман увидел, как в открывшийся проём вошёл яут, придерживая за свалявшиеся в один огромный колтун волос бледное, похожее на скелет существо. Омега едва держался на тощих ногах с выделяющимися коленями, покачивался, и если бы яутжа не придерживал его за шею сзади, он бы быстро свалился прямо на неестественно большой живот. Взгляд у мальчика был бессмысленный — ещё бы, после восьми месяцев искусственной комы — губы были белые, дрожащие, руки нервно дёргались. А изнутри, из круглого живота почти слышно было шевеление маленького монстра, которому уже не хватало места в столь маленьком носителе.